Дмитрий Михалевский. Русский мир в зеркале древнегреческой истории (Пространственная парадигма. Закон повышения мерности)

2,263 просмотров всего, 1 просмотров сегодня

 

 

 

Дмитрий Михалевский, президент благотворительного фонда «АРХЕ», руководитель проекта «Международный симпосион современного искусства», автор книги «Неизвестная Античность: Великий миф о Великой трагедии»

 

Как спорить с тем, что я чувствую себя в кругу собственного тела, в кругу мира, в ситуации здесь и теперь? Но ведь каждое из этих слов… не ставит никакой проблемы: как бы я мог заметить, что нахожусь «в кругу собственного тела», если бы уже не был в нем, как пребываю в самом себе?.. Узнал бы ли я, что нахожусь в кругу мира, в ситуации здесь и теперь, если бы все ограничивалось только этим? В таком случае я просто был бы, как это свойственно вещи. Все что существует, существует либо как вещь, либо как сознание, середины нет.

Морис Мерло-Понти

Постановка задачи

 

Целью теоретического знания является истина, а целью практического — дело. Но истину мы не знаем, не зная причины.

Аристотель

Что такое Русский міръ? Что представляет собой эта целостность, частью которой мы являемся? И чем она отличается от мира иного, к примеру, американского? Вроде бы все одинаково, но отчего мы и наши жизни такие разные? Помните, в 80-х, в скрытой надежде на помощь Запада, мы упивались идеей того, что мы одинаковые? А в итоге оказались почти антиподами. И не только географически.

На этот вопрос найдется столько же ответов, сколько собеседников. Сегодня некоторые юмористы умудряются на таких вопросах зарабатывать весьма неплохие деньги. Ну, а если попробовать серьезно, то мы сразу оказываемся где-то в сфере национальной идеи. На эту тему сатирики не шутят. Да и политики предпочитают обходить ее стороной. Слишком непросто. А кто должен отвечать? Фундаментальная гуманитарная наука. Но с ней беда…

Сто лет назад произошла последняя Великая смена мировоззренческой парадигмы. Первыми на нее отреагировали естественно-научные и технические дисциплины. Наука буквально взорвалась новыми теориями, среди которых были теория строения атома, теория поля, принцип относительности. Научно-технический прогресс получил невероятное ускорение, и его плодами мы пользуемся сегодня. Тогда же — в начале прошлого века — революционные изменения затронули все без исключения практические искусства: театр, живопись, литературу, музыку, скульптуру, архитектуру. А вот гуманитарная наука тихо сохранила верность Марксу, Фрейду и Дарвину, то есть парадигме середины XIX столетия. И на тех же позициях она остается по сей день. Разрыв между теорией и практикой жизни приобретает катастрофический характер. Как можно, к примеру, планировать жизнь человека исходя из ее частной производной — экономики? Вот и раскатывает экономика человека вместе с планетой, на которой он живет, словно паровой каток, подгоняя под свои условия. А на фоне грядущей «нано» революции ситуация вообще приобретает апокалипсический оттенок.

Впрочем, кризис — это обоюдоострое оружие. В случае позитивного решения кризис приносит гораздо большие дивиденды, чем плавная эволюция. В конце XIX века ситуация в физике была не многим лучше, чем сегодня в гуманитарной области. Кризис — это симптом грядущих перемен. Так что будем оптимистами и станем ждать нового прорыва с теми же результатами: появлением теории поля, принципа относительности, но только для гуманитарной сферы. Ведь это вопрос психологии — как человек способен мыслить и видеть Свой мир.

Различия мира русского и американского буквально потрясли, когда в самом начале 90-х годов судьба забросила меня на Аляску. Фербанкс. Зима. В ледяную тьму светят незашторенные окна гостиных, каждое из которых размером с гаражные ворота. Пространство дома изливается в тайгу и втягивает внутрь окружающий мир. Внутри дома тоже решены в едином объеме — с минимумом дверей и перегородок. У нас это входит в практику только сейчас. После полуторагодового пребывания в Америке, когда вечером проезжал на такси из аэропорта по Московскому проспекту, глаз резанули темные фасады, грязные, сплошь занавешенные окна. Наш человек до сих пор в большинстве своем уютно чувствует себя в маленьких помещениях. И чтобы дверь была закрыта. У американцев, наоборот, принято дверь оставлять приоткрытой. Но даже к собственному ребенку нельзя войти без стука — личное пространство. У нас вообще такого понятия нет. И закрытая дверь ни для кого препятствием не служит.

Чтобы найти ответ на любую нетривиальную проблему, нужно суметь взглянуть на нее со стороны. Или сверху, если угодно. То есть повысить размерность. Перетирать одни и те же факты, оставаясь внутри проблемы, — дело журналистов и сатириков. Это их работа. Но решение проблемы — вопрос теории, а с ней у нас, как и у всех нормальных людей, гордящихся своей практичностью, очень непросто. В этом мы с американцами очень похожи.

Вышеприведенная история позволяет выделить принципиальное различие между русскими и американцами в плане малого пространства жизни. Это модель, которая наглядно вскрывает различие национальных психологий. А ведь именно пространство, наряду со временем, является фундаментальной философской категорией. Не случайно именно пространство составило основу физических концепций и новых идей в искусстве, родившихся сто лет назад. Пространство — это тот базис, на котором сегодня надо искать ответы на гуманитарные вопросы.

Второе, что требуется для успешного поиска, — нейтральная территория. Материал, на котором удобно проводить анализ. Таковой площадкой для интеллектуальных экспериментов для меня стала Древняя Греция.

В нее я попал со сцены, где обеспечивал светохудожественное оформление и лазерные эффекты отечественным и зарубежным звездам эстрады 80-х годов. Тогда же за успехи на этой ниве меня, выпускника Политеха, инженера-лазерщика, японцы включили в базу данных ведущих мировых художников, работающих с новыми технологиями. Стремясь разобраться в механизме воздействия моего художественного метода, я занялся теорией театра. Поскольку корни эффекта надо было искать в традиции театрального пространства, я предпринял попытку среди прочего написать про древнегреческий театр. Ничто не предвещало подвоха, тем более что все остальные эпохи были описаны и у меня сложилась ясная концепция развития театра как пространственной структуры, являющейся мировоззренческой моделью, не менее наглядной, чем естественно-научные представления… Однако проблемы возникли с самого начала.

Сравнив даты начала строительства первого театра Диониса и срок этого строительства с датами жизни великих трагиков, я с удивленим обнаружил, что к моменту открытия театра прошло больше тридцати лет, как Софокл с Еврипидом ушли из жизни. Задумавшись, я засомневался еще больше. Мой практический опыт говорил мне, что трагедия никак не могла играться после мистерии — слишком неравны они по силе воздействия. Кабинетные ученые об этом просто не задумываются, а чаще о мистерии вообще не вспоминают. Дальше — больше. Приехав первый раз в Афины и попав в Американскую археологическую школу, я выяснил, что, согласно последним археологическим данным, той низенькой деревянной сцены с двумя параскениями, которые принято изображать на всех иллюстрациях театра классического периода, в театре Диониса не было — его сразу построили с двухэтажной каменной фронтскеной. Дальше я стал думать о том, как за такой короткий исторический период кровавый дионисийский ритуал смог развиться в столь высокое драматическое искусство, что до сих пор — спустя два с половиной тысячелетия! — мы продолжаем трепетать от постановок трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида? А разве можем мы представить, чтобы сегодня целый город пошел бы смотреть некое сценическое действо? Надо было разобраться с психологией этих удивительных людей, которые сотворили для мира «греческое чудо». К сожалению, наука помочь мне ничем не смогла, и пришлось искать самостоятельно ответы на вопросы, которые продолжали множиться.

Универсальный прасимвол форм культуры

 

Тридцать спиц соединяются в одной ступице, образуя колесо, но употребление колеса зависит от пустоты между спицами.

Из глины делают сосуды, но употребление сосудов зависит от пустоты в них.

Пробивают двери и окна, чтобы сделать дом, но пользование домом зависит от пустоты в нем.

Вот почему полезность чего-либо имеющегося зависит от пустоты.

Лао-цзы

Мне очень повезло. С одной стороны, я накопил большой практический опыт сценической работы — сделал своими руками более двух тысяч постановок. Этот опыт убедил меня, что именно пространство является ключом к проблеме. Пространство, опредмеченное световым дизайном и сценографией, производит сильный эффект на зрителей, гипнотизируя их и подчиняя воле режиссера. Именно пространство определяет суть всей культуры XX столетия. С другой стороны — инженерная привычка к системному мышлению позволила мне грамотно подойти к изучению театра как пространственной мировоззренческой модели. И наконец, сам театр как объект исследования — гигантский многосложный организм — не оставлял возможностей для произвола, активно формируя поле исследования.

Попытки выстроить комплексную картину исторических процессов на основе развития пространственных представлений человека неоднократно предпринимались как в западноевропейской, так и отечественной гуманитарной науке. Историческую ретроспективу работ по этой теме открывает монументальный труд О. Шпенглера «Закат Европы», изданный в мае 1918 года. Шпенглер полагал пространство «знаком и выражением самой жизни, изначальнейшим и мощнейшим из всех ее символов»1. При этом он в полной мере понимал и методологические возможности пространства: «Способ протяженности должен отныне быть назван прасимволом культуры. Из него можно вывести весь язык форм ее действительности, ее физиогномию…»2

Значительная традиция изучения пространства существует в отечественном искусствознании и эстетике. Отдельные аспекты исследования этой проблемы (философско-эстетический, структурно-функциональный, психологический и др.) были намечены в первой половине ХХ века в ряде работ А. Ф. Лосева, Б. В. Асафьева, М. М. Бахтина, Л. С. Выготского, но наиболее последовательное и глубокое исследование проблемы пространства провел П. А. Флоренский. В рамках объемного междисциплинарного исследования он предпринял попытку связать между собой точные, естественные науки и искусствознание. Работа была начата в 1921 году, когда отец Павел занимал должность профессора по кафедре анализа пространственности в художественных произведениях ВХУТЕМАСа.

Так же как Шпенглер, Флоренский считал, что «вопрос о пространстве есть один из первоосновных в искусстве и, более — в миропонимании вообще»3. Однако ряд сформулированных им выводов звучит по меньшей мере парадоксально. В качестве примера приведем мнение отца Павла в отношении театра: «Театр. наименее предполагает активного зрителя и наименее допускает многообразность в восприятии своих постановок. Это — искусство низшее, не уважающее тех, кому оно служит, и не ищущее в них художественного сознания. И себя оно не уважает, даваясь зрителю без труда и без самодеятельности…»4. Причина столь сурового «приговора», вынесенного Флоренским театру, отчасти заключается в принятии за основу частных тенденций современной постановочной практики. Кроме того, ему удалось учесть далеко не все факторы, что в определенной мере объясняется уровнем развития концепции пространственности в западноевропейской культуре на начало XX столетия.

Впрочем, и значительно позже многие исследователи признавали трудность проблемы пространства. В 1969 году в одной из своих поздних статей, озаглавленной «Искусство и пространство», Мартин Хайдеггер поставил множество вопросов, подавляющее большинство которых осталось без ответа. Свое мнение знаменитый философ сформулировал более чем откровенно: «Замечания об искусстве, о пространстве, об их взаимодействии остаются вопросами, даже когда звучат в форме утверждений»5. Возможно, что ответ на загадку пространства вообще нельзя дать, оставаясь в рамках узкопрофессионального подхода.

Казалось бы, все вопросы относительно восприятия пространства должна снимать психология. Однако чаще всего эта дисциплина сводит проблему пространства к разбору механизмов восприятия трехмерности объектного мира. «Классической пространственной характеристикой любого ощущения, вошедшей во все учебники общей психологии, является локализация, то есть непосредственное воспроизведение местоположения отображаемого раздражителя во внешнем объективном пространстве»6. При этом автор этих слов, профессор Л. М. Веккер, который придерживался мнения об ошибочности идеи Канта относительно априорности пространства и активно развивал идею изоморфизма внешнего пространства его отображению, был вынужден признавать, что «пространственные компоненты ощущения… не являются „чисто“ пространственными»7 .

Детальную критику современных психологических подходов привел французский философ Мерло-Понти. В своей книге «Феноменология восприятия», заложившей основы экзистенциальной психологии, он, в частности, писал: «Мы должны описать явленные размеры и конвергенцию с точки зрения нашей способности охватить их изнутри [выделено мной — Д. М.], а не так, как их рассматривает научное знание»8. Здесь следует отметить диаметрально противоположный взгляд на феномен пространства в рамках философии и психологии. Если первая понимает его как безусловно фундаментальную категорию, то для второй оно фактически не существует, являясь абстрактным понятием.

Сложность пространства

 

Можно иметь <перед собой> некоторое целое и в то же время не быть в состоянии овладеть частью, — это показывает <всю> его трудность.

Но если учесть, что трудности бывают двух родов, причина ее, может быть, не в вещах, а в нас самих; как глаза летучих мышей слабеют при дневном свете, так и разум нашей души — перед теми вещами, которые по природе — самые ясные из всех.

Аристотель

Правда ли, что мы оказываемся перед альтернативой либо воспринимать вещи в пространстве, либо же. мыслить пространство как неделимую систему связующих актов, совершаемых конституирующим разумом?

Морис Мерло-Понти

Для меня поначалу были неожиданными те трудности, которые возникли на пути исследования пространства. Даже его описание составляет филологическую проблему. Термин «пространство» обычно трактуется как местоположение материальных объектов. А где же та среда, для изображения которой на плоскости холста итальянские гении Возрождения изобрели сфуматто?

Еще Хайдеггер обратил внимание на то, что слово «пространство» появляется в европейских языках лишь в эпоху итальянского Возрождения. А отсутствие понятия позволяет предположить отсутствие восприятия пространства на более ранних этапах истории. Кстати, считается, что первое описание ландшафта в западноевропейской культуре сделал в 1333 году в своих письмах Франческо Петрарка, путешествовавший тогда по северной Франции и Германии.

В английском языке вообще нет термина, соответствующего этому понятию. Есть слово «space» — космос и новомодное 3D. Отсюда возникают огромные сложности написания статей по проблеме пространства в западные журналы: приходится долго объяснять, что речь пойдет не о межпланетных перелетах и не о трех координатах, а о том, что внутри и что пустотой не является…

Уникальность феномена пространства заключается в том, что при всей своей «естественности», делающей его незаметным, словно дыхание, оно недоступно прямому восприятию органами чувств. В своем фундаментальном труде «Общая психопатология» Карл Ясперс писал: «Пространство и время всегда присутствуют в области чувственного восприятия. Сами по себе они не являются первичными объектами, но облекают собой всю объективную действительность. Пространство и время не воспринимаются сами по себе — и с этой точки зрения они отличаются от других объектов»9. Этот факт, который обычно остается незамеченным, служит источником различного рода ошибок. Повседневная «привычка» и распространенные стереотипы современной культуры скрывают важнейший факт: у нас нет органа, ответственного за восприятие пространства. Оно доступно нам только опосредованно, через окружающие нас объекты, и тем самым оказывается «вторичным» по отношению к восприятию этих объектов. В результате, пространство представляет собой сложный феномен культуры, соответствующий текущему уровню развития человека.

Незамеченным остается и такой специфический феномен, как отсутствие памяти об ощущениях пространства. Это означает, что восстановление собственных пространственных представлений раннего возраста требует от нас значительных усилий и обычно невозможно без подсказок, приходящих со стороны. Причины этого явления станут более понятны после рассмотрения пространственной модели человека.

Анализ пространственных представлений осложняется еще более, когда дело касается иных исторических эпох. Так, современные исследователи не испытывают сомнений относительно того, что наши предки и две, и три тысячи лет тому назад видели и переживали окружающий их мир точно так же, как мы, живущие на рубеже третьего тысячелетия от Рождества Христова. Ведь хорошо известно, что психика человека сформировалась около десяти тысяч лет назад. Естественно, не возникает и мыслей о какой- либо динамике пространственных ощущений. Не последнюю роль в таком положении играют кибернетические параллели, активно разрабатываемые современной психологией.

Как это ни странно, но нам в действительности в большей мере свойственно плоскостное видение мира. Чувствительность глаза к глубине существенно ниже по сравнению с панорамным зрением. Как свидетельствует история живописи, чем слабее параметры зрелищной картины, тем позднее они входили в практику. А потому глубина, как параметр слабый, появляется в живописной композиции достаточно поздно.

Кроме того, мы живем внутри пространства, словно рыбы в воде. Наблюдать объект изнутри крайне трудно. А речь о пространстве должна идти как о макрообъекте, вмещающем все остальные объекты нашего мира. Чтобы его «увидеть» и осознать, требуется «взгляд сверху», то есть нужен более высокий уровень абстрагирования. Такая позиция напоминает положение атланта, удерживающего на своих плечах мир, или муз астрономии с миром в виде глобуса на поднятых руках у здания Адмиралтейства. Так что проблема познания пространства почти божественная.

Выход из тупика, в котором оказались гуманитарные размышления о пространстве, предложил представитель естественно-научного знания. Академик Б. В. Раушенбах обратил внимание на то, что в жизни каждого ребенка существует характерный момент, когда он перестает изображать землю в виде линии и в своих рисунках начинает использовать приемы перспективного построения. Раушенбах убедительно связал отмеченное им изменение отображения пространства с личностным развитием человека. Согласно его объяснению, плоскостность, отличающая рисунок на ранней стадии, является прямым результатом того, что ребенок воспринимает себя не как индивидуальность, но как органичную, неотъемлемую часть коллектива. Образы, создаваемые в этом случае, отнюдь не «неудачные» изображения действительности, но символы, обозначающие функции. К примеру, «египетская» манера изображать глаз не иначе как в фас на лице, повернутом в профиль, есть фиксация функции зрения, а не глаз конкретного человека, которому принадлежит лицо.

Переход от плоскостного рисунка к перспективному: а) Полигнот. Танцовщицы и акробатки (роспись гидрии ок. 430 г.); б) Мастер Ниобид. Краснофигурный кратер из Орвитего (2-я четв. V в. до н. э.); в) Плоскостной детский рисунок; г) Перспективный детский рисунок

Согласно Раушенбаху, в детских рисунках проявляются первые намеки на трехмерность, когда ребенок начинает обретать индивидуальность, позволяющую ему чувствовать собственную независимость от коллектива. Только при этом условии он оказывается в состоянии сформировать психологически независимый взгляд на объекты окружающего его мира, что и фиксирует рисунок. Потому-то длительный процесс психологического развития человека с наибольшей наглядностью получает отражение как раз в развитии техники рисунка.

«Парижанка». Фреска из Кносса

Кроме того, Раушенбах отметил, что не только современные дети, но также древние египтяне и греки прошли этапы этого процесса развития. В своих книгах он проанализировал переход от чернофигурной вазописи к краснофигурной как «Рубикон» становления личностного начала в древнегреческом обществе. Именно в середине I тысячелетия до н. э. человек освобождался из плена безличностного общинно-родового бытия. Этот психологический процесс становления личности явился катализатором для возникновения искусств, драмы, театра, философии и наук, породив в итоге яркий феномен «греческого чуда».

Это качественное изменение человека на пути к его индивидуализации, надежно зафиксированное в продуктах творческой деятельности, вполне может стать объективной точкой отсчета для анализа развития личности как в индивидуальном плане, так и в коллективном, историческом. С другой стороны, оно указывает на то, что восприятие внешнего пространства зависит от уровня психологического развития человека. Его вполне можно считать первой «реперной точкой», столь важной для анализа развития человека.

Пространственная модель человека

 

Оба пространства — внутреннее и внешнее — постоянно побуждают… друг друга к росту. Определять пространство жизни как пространство эмоциональное, что вполне обоснованно делают психологи, еще не значит, однако, дойти до самого корня грез пространственности.

Гастон Башляр

Так же как и большинство других исследователей, Раушенбах рассматривал внешнее пространство, окружающее человека. Этого оказалось мало для того, чтобы продвинуться дальше. Кроме того, он следовал взглядам Флоренского, которые формировались под непосредственным влиянием теологической доктрины. И это также сужало спектр его возможностей.

Очевидно, что человек имеет дело не с одним, а, по крайней мере, с двумя четко обособленными друг от друга пространствами: внешним и внутренним.

Внешнее пространство — это мир, окружающий человека. Под влиянием естественно-научной картины мира сформулировалась устойчивая привычка отождествлять внешнее пространство с аристотелевско-ньютоновской моделью. В действительности каждый человек живет в своем сугубо индивидуальном пространстве, ощущение которого нередко отклоняется от трехмерности. Ясперс писал следующее: «Все мы осуществляем свою судьбу в пространстве и времени так, что обе эти категории обретают свою сущность в рамках всеобъемлющего настоящего; и все же как пространство, так и время представляют собой лишь внешний покров событий, все значение которого проистекает из нашей осознанной позиции по отношению к этим категориям. Именно благодаря значению, а не специфическому переживанию категории пространства и времени превращаются в психический язык, в психическую форму, которая не может быть предметом обсуждения, когда разговор идет о пространстве и времени как таковых»10. Чтобы учесть эффект этой субъективности, экзистенциальная психология ввела термин «ориентированное пространство», отмечая как одно из его главных качеств анизотропичность11.

Последнее положение также получило подтверждение в рамках исследований Раушенбаха, показавшего, что в субъективном пространстве могут быть выделены две зоны — ближняя и дальняя. Линия раздела проходит на расстоянии одного-двух десятков метров от наблюдателя. Именно ближняя зона наполняется для человека психологическим смыслом, обеспечивая комфортное состояние текущего бытия.

Неудача первой ручной стыковки космических аппаратов на орбите стимулировала его исследования в этой области. Раушенбаху, работавшему у Королева, удалось обнаружить, что способность видеть в прямой перспективе свойственна человеку только в дальней зоне, а в ближней он воспринимает мир в обратной перспективе, то есть как это изображается на средневековых иконах. Но на Земле эта специфика угнетается привычкой к картинке, формируемой оптическими системами (фото, кино, телевидение, видео) и наличием реперных объектов.

Внутреннее, духовное пространство — это внутренний мир человека, развитие которого определяет его как личность. Юнг полагал, что личностное формируется из коллективного бессознательного по мере того, как оно становится осознанным: «Сознательная личность есть более или менее произвольно выбранный фрагмент коллективной психики»12.

Психологическое объяснение перехода к объемному рисунку свидетельствует о том, что внешнее пространство в том виде, как оно воспринимается человеком, оказывается функцией его внутреннего пространства. И субъективный идеализм здесь ни при чем. Анализируя понятия «внутренний мир» и «окружающий мир», Ясперс писал: «Душа — не вещь, а бытие в собственном мире»13.

Пространственная модель человека

Предложенная модель человека позволяет также по-новому оценить роль и место сознания человека. Развитие сознания определяет характер психических процессов высшего уровня. Информация, которую обрабатывает мозг, поступает из внешнего и внутреннего пространств. Других источников информации у него нет. По крайней мере, если не полагать мозг пассивным приемником. Таким образом, сознание — это третий и важнейший компонент пространственной модели человека.

Направленные в противоположных направлениях информационные потоки накладываются в мозгу и неизбежно влияют друг на друга. Чем больше размеры внешнего и внутреннего пространств, тем сильнее потоки информации и тем более развитыми должны быть мыслительные механизмы, их обрабатывающие.

Априорно внешнее и внутреннее пространства велики14. Можно предположить, что на разных этапах развития человеку доступны в них те конфигурации, которые соотносятся с текущими механизмами мышления и раскрываются при их посредстве. То есть сознание выступает в качестве фильтра, действующего в двух направлениях. А человек способен воспринять только то, что отфильтровывается. Остальное — остается «за кадром».

Так или иначе, оба названные пространства коррелируют развитием сознания. Но поскольку доступным наблюдению в первую очередь является внешнее пространство, то оно оказывается важнейшим параметром, позволяющим объективно оценивать уровень психологического развития человека.

Понятно также, что на протяжении своей жизни, как в личностном, так и историческом плане, человек движется от некоторого минимального пространства к максимальному. Это соответствует нормальному развитию. По нарушению этого пространственного процесса легко определять сбои в психологическом развитии.

Пространственная парадигма

 

(Природные) законы не являются внешними силами по отношению к вещам; они воплощают гармонию движения, свойственную самим вещам.

И цзин (86, 68)

Процесс развития психики, выражающийся через определенные пространственные представления, имеет не аморфно-плавный характер, а состоит из нескольких качественно различных этапов. Этот процесс можно
сопоставить с восхождением по лестнице абстракций. «Самым существенным результатом мышления… является образование и фиксация в памяти различного уровня абстракций. Подобно ступенькам лестницы, обозначения способствуют введению все более абстрактных понятий. По мере того, как достигаются все более высокие (более абстрактные) уровни, человеческое познание охватывает все более обширные области реальности»15.

Это развитие человека может быть представлено через его способность выстраивать логические конструкции, сложность которых постепенно увеличивается. Поначалу таких связностей нет, и уровень развития можно определить как нуль-мерный. Затем возникают одномерные связности, далее двоичные (или бинарный архетип сознания) и, наконец, — троичные. Максимально возможная связность (или мерность) определяется органами чувств, предел восприятия которых ограничен тремя измерениями. Эти этапы соответствуют различным психологическим возрастам.

Для их описания мною было предложено понятие «пространственная парадигма».

Из сказанного выше следует, что пространственная парадигма человека, проходящего весь путь развития, повторяет ряд «пифагорейских» фигур. Универсальность и объективность этого параметра предоставляет возможность для широких и научно достоверных междисциплинарных обобщений.

Взгляд на эту последовательность обнаруживает интересное качественное различие между образующими ее фигурами. Первые три — точка, линия и плоскость — не имеют объема. Следующая фигура, которую целесообразно добавить в ряд «пифагорейских» фигур, в силу ее качественной специфики, пространственна, но не имеет объема. Это парадигма, которую я назвал «два плюс один». И наконец, только далее возникают по- настоящему объемные фигуры — пирамида и куб.

Отмеченное различие позволяет идентифицировать этапы личностного развития, выражаемые через эти пространственные парадигмы. Отсутствие пространства означает, что на первых трех этапах человек не функционирует как самостоятельная личность. На этом этапе сферой его интересов является окружающий мир — внешнее пространство. Там человек находит символы.

Появление вертикали радикально изменяет ситуацию. Ситуация обретает трансцендентный характер. Человек формирует иерархии, в первую очередь — ценностей.

Возникновение пространства означает, что у человека появляется развитый внутренний мир, и именно он становится новым средоточием его интересов. Человек сформировался как личность. Он способен соединить символы, взятые из внешнего мира, с системой ценностей и заняться исследованием себя самого. На этом этапе рождаются произведения искусства как авторские послания одного внутреннего мира другим.

Ряд «пифагорейских» фигур, в который между плоскостью и пирамидой добавлена плоскость с вертикалью

Человек неосознанно фиксирует свою пространственную парадигму в продуктах творческой деятельности. В результате произведения искусства, политические, социальные, экономические, естественно-научные модели, религиозные представления в «пространственном» отношении являются точными слепками с их автора. Более того, первоначальная цель и условия создания произведения на конечный результат никак не влияют, поскольку этот пространственный процесс происходит на подсознательном уровне. Можно сказать, что человек и его творения представляют собой изоморфные антропные системы. Пространственная парадигма — это своеобразная кристаллическая решетка, которая однозначно определяет психику человека, а соответственно — форму и внутреннее содержание продуктов его творческой деятельности. Пространственная парадигма обеспечивает надежную базу, позволяющую по пространственной организации форм культуры определять текущий уровень развития человека и обратно — характер продуктов творческой деятельности по уровню его развития.

Высказанное положение приложимо не только к отдельным персоналиям, но также и к группам, на что убедительно указывает общность первой «реперной точки» — объективно зафиксированное повышение мерности восприятия пространства, как переход от плоскостного рисунка к перспективному. Тем самым, результаты деятельности человека в сферах культуры, науки, общественной жизни обращаются в гигантскую базу данных для исследования его развития на протяжении истории.

Для отдельной личности смена парадигмы носит достаточно отчетливый характер, выражающийся в резком изменении картины мира. Такую перемену в жизни каждый переживал не однажды. Она сопровождается яркими позитивными эмоциональными переживаниями. Это катарсис — переход на новый, более высокий уровень развития, рождение личности в новом качестве — психологическое взросление.

В группах этот процесс выражен менее отчетливо, поскольку подчиняется статистическим закономерностям. Этносы представляют собой совокупность индивидуумов различного уровня развития, численно распределенных по Гауссовому закону. «Психология отдельного человека соответствует психологии наций»16. Каждый этнос психологически взрослеет, проходя те же самые стадии, определяемые пространственными парадигмами. В результате максимум гауссовой функции распределения сдвигается во времени слева направо — от минимальной размерности к максимальной.

Процесс взросления — это не только эйфория радости. Пространственная парадигма, задаваемая способностью сознания строить логические конструкции определенного порядка, определяет уникальность картины мира и продуктов творческой деятельности человека. При ее смене в сознании формируется новая, более высокая связность. Возникает новая картина мира, новая система ценностей, новая мораль. Старая картина мира оказывается вне восприятия новыми механизмами мышления. Изменяется весь миропорядок, что определяет особый драматизм момента.

Н. А. Хренов в книге «Русский Протей» описывает эти процессы, исходя из результатов искусствоведческого анализа:   «Поскольку утверждение картин мира происходит в ситуации противостояния и конфликта, это нередко связано с драматическими ситуациями, а потому даже в светских обществах утверждение новой картины мира приобретает ауру сакрального акта, сотворения, осуществляемого в ситуации враждебности принципиально нового космоса»17.

Троичный цикл развития пространственной парадигмы

Смена мировоззренческих картин фактически сводится к вытеснению. У Хренова читаем: «Соотношение новой и предшествующей картин мира как соотношение между сознанием и бессознательным…»18 Вероятно, именно поочередно вытесняемые пространственные парадигмы формируют слои личного бессознательного. Исходя из этого предположения, можно понять их количество и содержание. Эта гипотеза подлежит проверке в рамках психоанализа.

Поскольку каждая новая пространственная парадигма возникает вследствие качественной смены механизмов мышления, то вытесненные мировоззренческие картины, ранее накопленные переживания и опыт становятся недоступными человеку, в тем большей степени, чем глубже слой их «залегания» в бессознательном. Этим объясняется, в частности, отсутствие памяти пространственных ощущений, о чем говорилось ранее.

Но если так формируется внутренний конфликт, свойственный отдельному человеку, то аналогично — вследствие фундаментального различия механизмов мышления — носители различных пространственных парадигм, сосуществующие в пределах одного социума, не могут обмениваться ценностной информацией высокого уровня. В повседневной жизни они вынуждены ограничиваться только сообщениями о том, что относится непосредственно к общей для них ближней зоне. Этот факт раскрывает фундаментальный смысл конфликта отцов и детей, межклассовых и межэтнических конфликтов. Для «изливания души» нам приходится искать «родственные души».

Особый драматизм возникает, когда смена парадигмы происходит не синхронно для разных групп общества. А именно так происходит практически всегда.

Дело в том, что в рамках одного этноса одновременно действуют все «достигнутые » на данный момент пространственные парадигмы. Именно они определяют расслоение общества, которое позже закрепляется через социальные институты и экономические механизмы. То есть марксизм описывает сложившуюся ситуацию, а переходные процессы связаны с психологией, что описал, в частности, Л. Мамфорд в своей книге «Миф машины». По мере взросления этноса в нем не только усиливается  расслоение на группы, объединяющиеся по признаку общности пространственной парадигмы, но и растет количество социальных групп, определяемое числом пространственных парадигм, реализуемых членами
этноса в данный период его развития.

Динамика развития пространственный парадигмы для отдельного человека и для группы

Самое простое устройство общества соответствует нуль-мерному сознанию. Двоичное сознание позволяет сформировать двухуровневое общество, социальное устройство которого реализуется в двухклассовой рабовладельческой структуре. Пространственная парадигма два плюс один — это формирование вертикали власти, носящей, по существу, сакральный характер. То есть само общество нацелено на идеалистические ценности. Основная масса его членов имеет слабо развитое личностное начало и нуждается в «сильной руке» верховного вождя, отношение к которому носит ярко выраженный эмоциональный характер. Только завершающая парадигма означает стабилизацию социальной структуры общества.

Динамика развития пространственных представлений и психологическая специфика каждого этапа этого процесса выражены с особой отчетливостью для древнегреческой Античности. Этот период удобен для рассмотрения по нескольким причинам. Во-первых, древнегреческий этнос был достаточно замкнутым, то есть влияние на него извне было сравнительно слабым, особенно по сравнению с межэтническим взаимодействием на последующих этапах истории. Во-вторых, сохранилось достаточное количество источников, позволяющих провести надежный анализ. В-третьих, эта информация ограничена в объеме и может быть обработана в обозримый отрезок времени. Таким образом, анализ развития древнегреческого этноса можно рассматривать в определенной мере как «физически чистый эксперимент» по развитию человека на основе его пространственных представлений.

Теоретический эксперимент

 

Дело не в том, что сами по себе представляют исторические факты любого времени, а в том, что означает или на что указывает их явление.

Оскар Шпенглер.

1. Темные века

Дологические формы мышления отличает отсутствие абстрактных понятий, что не позволяет человеку структурировать информацию. Тем самым накладывается жесткое ограничение на ее общий объем, который доступен человеку. А так как информация поступает из внутреннего и внешнего пространств, то человек в состоянии освоить лишь самую малую их часть. Поэтому эту стадию развития можно определить как точечную, или нуль-мерную. Это «начальные» условия, определяющие всю специфику общинно-родового этапа, общую для всех народов.

Минимальность внутреннего пространства означает отсутствие у человека личностного начала, и он живет коллективным бессознательным. Согласно Юнгу, «коллективное бессознательное как оставляемый опытом осадок и вместе с тем как некоторое его, опыта, a priori есть образ мира, который сформировался уже в незапамятные времена. В этом образе с течением времени выкристаллизовывались определенные черты, так называемые архетипы, или доминанты. Это господствующие силы, боги, то есть образы доминирующих законов и принципы общих закономерностей, которым подчиняется последовательность образов, все вновь и вновь переживаемых душой»19. Архетипы становятся материалом для мифов и базой для формирования всех аспектов жизнедеятельности общества.

Сегодня миф обычно «поэтизируют», осовременивая и наделяя чуждыми ему чертами. Существует несчетное количество определений мифа и его трактовок в зависимости от контекста рассмотрения. Но с позиции пространственного подхода миф — это информационно-коммуникационная система нуль-мерного сознания. Форма единственная и адекватная породившему ее сознанию, которое в литературе привычно трактуется как «мифопоэтическое».

Причиной этих заблуждений выступает разница между современными и древними мыслительными моделями, которые, по мнению американских философов Франкфортов, «не просто отличаются друг от друга, но напрямую вообще несовместимы»20.

По словам Леви-Брюля, менталитет древнего человека «не восходит и не спускается по цепочке условий, которые сами являются обусловленными. Он, как и наш, обычно отталкивается от непосредственного чувственного данного, однако тут же покидает то, что мы называем объективной реальностью, чтобы заняться обнаружением оккультной, мистической причины, невидимом силы, проявившейся путем некоего изменения чувственного данного»21. Приоритет отдается моментальному и интуитивному узнаванию, а дискурсивные операции кажутся человеку не просто тягостными и утомительными, но способными затемнить или помешать видению. Человек воспринимает объекты и явления окружающего мира через эмоциональные образы, которые доминируют в его сознании. Единственным механизмом взаимодействия с внешним миром оказывается вчувствование, то есть психологическая идентификация с объектами внешнего мира.

Минимальность внешнего пространства означает, что жизнь человека ограничена пределами ближней зоны. Этот замкнутый мир напоминает монаду, сравнимую с атомным ядром, внутри которого действуют непреодолимые близкодействующие силы. Во всех древних культурах племя отождествляется с занимаемой им территорией. Земля входила в состав социальной группы наряду с живыми членами племени — она принадлежала человеку, а человек принадлежал ей. В этом смысле древний человек и его земля — суть одно и то же. Подобная сопричастность распространяется также на живущих на этой земле животных, растущие там растения, природные явления, на все мистические силы, на почитаемых предков, героев эпонимов и т. п. Степень этой близости была столь сильна, что человек, покидавший свою территорию, переставал быть частью социальной группы и буквально умирал для своих соплеменников.

Жесткое ограничение психологической сферы «текущих интересов» ограничивает даже взгляд человека. Зрение действует только в пределах ближней зоны. Как показали современные исследования, в этих условиях формируется особый механизм восприятия «дальних угроз», при котором сигналом служит плоскостной силуэт-символ22. Такого рода психологическая «слепота» присутствует у современных детей: далеко расположенные объекты и события их «не интересуют». Эти особенности объясняются концентрацией внимания на конкретных явлениях и объектах, а потому такое зрение иногда называемое «туннельным».

Отмеченная зрительная специфика человека характерна для всей истории Древнего Мира, что подтверждается многочисленными фактами культуры. В своем исследовании древнегреческого театра известный австралийский антиковед и археолог Джон Р Грин отмечал: «На большей части пятого столетия аудитория все еще в значительной своей части находилась на стадии перехода от состояния „вербального общества“»23. Вербальность останется характерной чертой культуры Античности на всем ее протяжении.

Для человека, замкнутого в пределах ближней зоны, пространство как самостоятельный феномен не воспринималось, поскольку его можно увидеть лишь на больших расстояниях. Отсутствие пространства как среды, объединяющей объекты, отражает дискретно-хаотический характер восприятия внешнего мира и свидетельствует об отсутствии связности в сознании человека. Действительно, дискретные образы не связывались в классы и не образовывали понятия. Даже сам человек представлялся себе чем-то разрозненным. Это наглядно подтверждает вазопись и литература того времени. «Анализ словоупотребления у Гомера показывает, что ему еще незнакомо представление о человеке как о чем-то цельном, состоящем из единства души и тела. В словарном аппарате Гомера имеется несколько различных слов для обозначения тела и психической деятельности, но отсутствуют обобщенные понятия для того и другого. Таким образом, человек у него предстает как механическое множество или сумма различных членов и функций»24.

Слабость информационных потоков порождала взаимоизолированность сознания, внешнего и внутреннего пространств. Современные исследователи сходятся во мнении, что каждое из них для героев «Илиады» и «Одиссеи» независимо подчинялось Божественному управлению.

Нуль-мерный мир

Весьма точные описания психологической жизни общинно-родового строя оставил А. С. Сидоров. «Общество представляло из себя в значительной мере простое собрание тождественных индивидуумов, связанных, однако, одинаковыми интересами, инстинктами. Психологическая жизнь одного индивидуума в точности совпадала с таковой же у другого индивидуума и всего общества в целом. Вместе с тем целое общество, коллектив не представляло собою чего-либо принципиально иного, кроме того, что оно состояло из ряда тождественных единиц. Таким образом, часть, индивидуум качественно мало отличается от целого коллектива.

Часть, действительно, то же самое, что и все целое»25. Это подтверждает, что структура недифференцированного общества в точности соответствует структуре мысли, в данном случае — выражаемой магической формулой «часть замещает целое».

По наблюдениям Сидорова, однородность психических типов и интересов определяет большую скорость перехода переживаний от одного субъекта к другому. Он подчеркивал, что для такого перехода не требуется членораздельной речи. Рефлексы, выражающиеся в телодвижениях, в инстинктивных выкриках отражаются на поведении остальных членов общества, как на резонаторах. Верной оказывается следующая зависимость: быстрота и сила перехода психических переживаний от одного индивида к другому обратно пропорциональна общественной, следовательно, и психической дифференциации. «Из-за отсутствия общественной расчлененности вытекает и невозможность критического подхода к переживаниям сочленов своей группы. Восприятие мира, несмотря на коллективность, является в высокой степени субъективным, оно определяется суммой тех представлений, которые человек выработал в результате своих ограниченных достижений трудового опыта плюс психических элементов „космического“ мышления, причем эти элементы космического мышления часто перевешивают элементы трудового опыта»26.

Мир «темных веков» состоял из дискретных материальных безличностных одушевленных объектов. В этом мире отсутствовали причинноследственные отношения, но была воля. Как это ни странно, но эта картина мира была вполне адекватной, в противном случае человек как вид не имел шансов на выживание. «Растворенность» в окружающем мире, психологическое отождествление с ним остались в коллективной памяти последующих поколений как недостижимая гармония Золотого века.

Лавинообразное увеличение числа разнообразных предметов и явлений, с которыми имел дело человек, постепенно перерастало в настоящую проблему. Достаточно сказать, что общее количество древнегреческих божеств на закате эпохи превышало двадцать тысяч. В результате память человека неизбежно перенасыщалась. Это создавало на пути эволюции информационный барьер, который мог быть преодолен только в результате перехода к рациональному мышлению на базе абстрактных понятий. Таков был объективный стимул к развитию современных форм мышления посредством абстракций.

2. Архаика. Ферекид и Феспис — ее последний рубеж

Начало следующей стадии эволюции человека связано с освоением первого уровня абстрактного мышления, обеспечивающего одномерные логические конструкции. Эта одномерность дает возможность говорить об одномерном сознании на этой стадии эволюции, или о «моноархетипе». Результатом явился первый шаг к индивидуализации человека — его выделению из окружения.

В эпоху архаики человек начал воспринимать себя как независимый объект, что связано с ощущением физического барьера. Для нас подобное разделение представляется, прежде всего, как граница между двумя объемами. В древности, при отсутствии сформированного чувства пространства, подобный барьер мог восприниматься лишь как «градиент» между «я» и «не я», то есть как «направление» — одномерность.

Переход к одномерному мировосприятию зафиксировал миф об изгнании человека из рая. Этот сюжет носит достаточно универсальный характер и существует в разных культурах. Так, он изображен на «печати Адама и Евы», хранящейся в Британском музее, которая датируется концом Аккадской династии неошумерского возрождения.

Согласно библейскому мифу, Высший гнев обрушился на человека за то, что тот отвернулся от Бога. Конкретной причиной изгнания, однако, почему-то послужило яблоко, съеденное первой женщиной. Связь между этими фактами не очевидна и требует пояснения.

В мифе указывается, что яблоко было плодом древа познания добра и зла. Дихотомия добра и зла могла возникнуть только на стадии одномерного мышления. Тем самым съеденное яблоко символизировало начало «знания» — рационального мышления, которое положило конец гармонии бытия в единстве с окружением, начало десакрализации сознания и постепенный отход от абсолютной веры в Божественное устройство мира. Вот где кроется отказ человека от Бога.

Одномерный мир …Время возникло вместе с небом, дабы, одновременно рожденные, они и распались бы одновременно, если наступит для них распад; первообразом же для времени послужила вечная природа, чтобы оно уподобилось ей, поскольку, возможно, такими были замысел и намерение Бога относительно рождения времени… Платон. Тимей

Показательно, что героем, вернее, героиней этого сюжета выступала женщина. Женщина, в силу специфики физиологии, от природы наделена «чувством времени» — она способна понимать отложенный результат. Этим определялось доминирование женщин на стадии матриархата. По этой же причине женщины были адептами первых оргиастических культов, таких как, к примеру, культ Диониса. Через погружение в ритуальное «безумие» (коллективное бессознательное) происходило стимулирование развития личностного начала. Мужчины подключились к этому процессу на следующем этапе древнегреческой истории. Женщины же остались, в силу все тех же физиологических особенностей, на периферии мира людей-мужчин, — будущих граждан, — охраняя его от миазмы смерти.

Активным началом в мифе об изгнании из рая выступает змей, и это также не может быть случайным. В мифе вообще не бывает случайных элементов. Змей принадлежал к хтоническим силам и потому был носителем мудрости. Именно ему, универсальному одномерному архетипическому персонажу, было «доверено» мифом завершение нуль-мерного гармоничного «нерасчлененного» бытия.

Освоение одномерных логических конструкций сделало доступной для человека первую одномерную категорию — время. Чувство времени создало альтернативу между «жизнью» и «нежизнью». Жизнь, смерть и время еще не воспринимались столь абстрактно, как сегодня. Время поначалу выражалось через процессы, окружавшие человека во внешнем мире, — горящий огонь, текущую воду или дующий ветер. «Оно [время — Д. М.] скорее качественно ощущается, чем представляется. …

«Печать Адама и Евы» (Британский музей)

Имеющее произойти событие, как правило, не помещается определенным образом на том или ином расстоянии на линии будущего времени; и представляется, и чувствуется оно неясно, просто как долженствующее случиться»27. Несмотря на мистическую специфику, категория «архаического» времени наделила человека предвидением отложенного результата, что позволило ему переключиться с охоты на земледелие.

Литература зафиксировала эту перемену. Если «Илиада» посвящена воинским подвигам, то более поздняя «Одиссея» повествует о «возвращении домой». Строго говоря, одномерное миропредставление землепашца было впервые отражено Гесиодом. Главное произведение «отца истории» напрямую воспевает достоинства сельского труда. Более того, описанное им генеалогическое древо богов стало первой попыткой божественной хронологии, в которой архаические божества безмерного точечного мира объединялись в более-менее единую картину мироздания. Напомним, что в космогонии Гомера нет и намека на последовательность событий в начале мира, то есть тема «времени» у него совсем не разработана.

Завершающую черту под эпохой архаики подвел Ферекид Сиросский. На вершине божественной иерархии этот мудрец расположил Кроноса, бога времени. Естественно, что и в этой картине мира не было даже намека на физическое пространство. Ферекид представлял мир символически — в виде дуба. Однако временная динамика процессов становилась более акцентированной. Поскольку пространства как среды, в которой могло бы происходить развитие персонажей, не существовало, новорожденный Зевс должен был быть съеден своим отцом, чтобы, повзрослев внутри него, благополучно выйти на свет и положить начало следующей эпохе. Тем самым миф о рождении Зевса описывает переход к следующему этапу эволюции, но, в отличие от мифа об изгнании из рая, эволюции более ранней — божественной.

Одномерное сознание породило одномерные литературные формы: эпос и, несколько позже, басню. Исследования, проведенные В. Н. Ярхо и Е. Р. Доддсом, продемонстрировали, что эпическая одномерность не предполагала ни настоящей оппозиции, ни сколько-нибудь серьезного конфликта. В эпосе действуют одномерные боги и герои, у которых нет личности. «Гомеровский человек лишен единой концепции того, что мы называем „душой“ или личностью… Хорошо известно, что Гомер наделяет человека psyshe (душой) только после смерти, или когда он находится в состоянии слабости, или когда умирает, или когда ему угрожает смертельная опасность: единственная форма psyshe, которая может быть здесь отмечена в связи с живым человеком, — это покидать тело человека. Однако, помимо psyshe, Гомер не знает никакого другого слова для обозначения живой человеческой личности»28. Точно так же в современной эпосу «прямолинейной» геометрической вазописи «принципиально нет места человеку и общественным явлениям, так как для них требуется узор, а не изображение. Поэтому появление в середине VIII в. до н. э. изображений людей расценивается как начало крушения геометрического стиля… Показательно, что люди появляются не поодиночке, а сразу группами»29.

Персонаж эсхиловской трагедии

Исход одномерного человека из гармонии окружения, положивший начало периоду архаики, наполнил жизнь человека драматизмом. Этот новый психологический фон получил свое отражение в драме. Массовое ритуальное действие представило ту же «пространственную» метаморфозу в самом буквальном пространственном виде, сперва разделив прежде единое племя на «актеров» и «зрителей», а затем и выделив из «массовки» безличностной хореи единственного актера. Характерно, что Феспис, «игравший», как считается, трагедию в ее ранней форме и давший название актерской профессии, был современником Ферекида Си- росского. Те же тенденции к структуризации прослеживаются и в социальной организации древнегреческого общества.

«Лишь от противоположности зажигается жизнь», — писал Карл Густав Юнг30. Одномерная оппозиция ускоряла жизненные процессы. В период архаики человек, отделившись от окружения, ускоряющимися темпами накапливал информацию о внешнем мире. Для обработки сознанием возросших потоков информации требовался более высокий — двоичный — уровень абстракции. Наступал следующий период древнегреческой истории.

3.Два этапа классического периода: Фалес и Эсхил; Пифагор и Софокл

Новый уровень индивидуализации, выразившийся в факте отделения человека из коллектива, объективировался также через смену чернофигурного стиля вазописи краснофигурным. В пространственных терминах это означает усложнение организации личностной области внутри коллективного бессознательного и повышение размерности восприятия внешнего пространства. Новая связность мышления позволяла охватить большие пространства, и ближняя зона как бы растягивалась на плоскость. Одномерность трансформировалась в двухмерность.

Классический период всецело связан с реализацией двоичных логических конструкций. Двоичное сознание, или «бинарный архетип», становится специфическим знаком эпохи31 На этой базе стало формироваться рациональное мышление, которое способствовало становлению «научного» мышления, столь знакомого нам сегодня. Начало нового, личностного, этапа эволюции, в силу своей необычайной продуктивности и качественно нового характера результатов творческой деятельности, вслед за Эрнестом Ренаном было названо «греческим чудом».

Двоичность мышления воплощалась в новых формах и продуктах творческой деятельности, порождала новую связность мировосприятия, несмотря на то, что человек сохранял тесную связь с ближней зоной. В этот период первых великих мудрецов периода «греческого чуда». Он известен как создатель плоскостной геометрии. Оперируя двухмерными геометрическими фигурами, даже в случае измерения высоты пирамид, Фалес устанавливал первые логические закономерности. Созданная им философия также откровенно плоскостная — двухмерная: плоский диск, окруженный водой, сменил символический образ земли в виде дуба, описанного Ферекидом.

Двухмерный мир Это пример взращивания того типа человека, который соответствовал строю, предшествовавшему олигархии… И каков этот государственный строй? Ясно, что он отразится на человеке, который тоже приобретает демократические черты. Платон. Государство

В этот период началось объединение разрозненных культов, календарей, стал вырабатываться единый язык. Человек начал воспринимать других людей как равных в процессе коммуникации. Возникла рефлексия.

В жизнь классического периода вошли диалог, двоичная диалектика, дуализм и другие характерные явления.

Фалес Милетский, заложивший основы современного научного мышления, считается одним из первых великих мудрецов периода «греческого чуда». Он известен как создатель плоскостной геометрии. Оперируя двухмерными геометрическими фигурами, даже в случае измерения высоты пирамид, Фалес устанавливал первые логические закономерности. Созданная им философия также откровенно плоскостная — двухмерная: плоский диск, окруженный водой, сменил символический образ земли в виде дуба, описанного Ферекидом.

Несмотря на очевидные достижения, новому типу сознания предстояло преодолеть традицию мифологического мышления. И хотя представления Фалеса были реализацией бинарного принципа, ее автор продолжал оперировать эмоциональными образами. Так, фалесова вода, трактуемая как универсальный принцип, породивший все живое, оставалась божеством. Интересно, что ученик Фалеса, Анаксимандр, полагал в качестве начала «беспредельную» субстанцию, но в смысле не ее бесконечности, а «безграничности», нерасчлененности, оставшейся в Золотом веке. Но именно

Анаксимандр начал трактовать возникновение мира как «борьбу и обособление противоположностей»32. Высшей философской реализации бинарный принцип достиг в форме таблицы пифагорейских противоположностей, которые представляли, по мысли ее создателя, фундаментальные категории.

В психологическом отношении классический период оказался наиболее драматическим в древнегреческой истории, и дело здесь отнюдь не в войнах или иных исторических событиях. Внешних проблем древним грекам хватало всегда. Как показывают результаты раскопок, предшествующий период истории был неспокойным до такой степени, что греки, как мужчины, так и женщины, были вынуждены не расставаться с оружием даже ночью. Главные проблемы носили внутренний характер. К этому периоду процесс эволюции достиг таких темпов, что новизна становится отличительной чертой повседневной жизни. Очевидно, что далеко не все древние греки могли легко справиться с этой нагрузкой. Причиной еще одного, неведомого ранее психологического конфликта становится двоичность.

Вновь понимаемые оппозиции и противостояния теперь окружали человека со всех сторон, постоянно вынуждая его делать выбор. И наконец — новая свобода. Она ждала человека не только за пределами столь хорошо знакомой ближней зоны. Новыми опасностями и страхами был полон и вновь обретаемый внутренний мир. Все эти явления сегодня хорошо известны из детской психологии и патопсихологии. На наш взгляд, именно их суммарное действие породило многочисленные явления, связанные с нестабильностью психики и трагическим мироощущением массового древнегреческого сознания, получившие отражение в ритуальных формах.

Эсхил развил эти тенденции в драматическую форму трагедии, основанную на двоичных оппозициях, тем самым превосходящую миф, эпос и басню. Реализуя двоичную диалоговую форму, «отец трагедии» вывел на сцену второго актера. Не отменяя божественного контроля над своими персонажами, Эсхил освобождал разум, который начинал играть существенную роль в наиболее критические моменты развития сюжета. Разуму теперь отводилась роль связи с божественным мирозданием. Именно их — разум и внешний мир — Эсхил сталкивал в трагическом конфликте.

Хотя внутренние проблемы у Эсхила еще только намечались, но впервые возникала связь между разумом и эмоциями. В этих условиях основу изображения характера составляло не индивидуальное своеобразие человека в совокупности его психических свойств, а субъективная мотивировка поведения и столь же субъективная ответственность. Элемент субъективной вины и ответственности был еще одним нововведением «отца трагедии». Однако оценка эсхиловским героем своих поступков происходила, как и прежде, с позиции интересов коллектива — государства, и, как следствие, проблема выходила за рамки его личного благополучия.

Тем не менее появление морального аспекта в творчестве Эсхила указывает на усиление личностного начала, то есть на возникновение внутреннего пространства, означающего, в свою очередь, преодоление двоичного принципа в его чистом виде — как «плоскость». Это предположение подтверждается самим фактом возникновения трагедии. Аттическая трагедия, представлявшая собой сакральную драму, составляла часть Великих городских дионисий и была ответом на усиление повествовательности и описательности в обществе, еще не освоившем зрительных навыков. В то же время орфики свели молитвы в сборники гимнов, представлявшие собой священную книгу.

В древнегреческом обществе наметились отчетливые тенденции в направлении десакрализации сознания. В классический период традиционная гомеровская религия, продолжавшая определять сознание основной массы населения, начала терять свой авторитет. В Афинах была проведена религиозная реформа, сблизившая столицу с Элевсином. В ходе этой реформы культ Диониса становится официальной государственной религией, а на юго-западном склоне Акрополя начинается строительство первого театра. Именно в этот исторический период образ бога виноделия и патрона театра, претерпевший значительную эволюцию от рядового демона, достигает апогея самостоятельности и двоичности.

Несмотря на явный прогресс, о троичности еще говорить не приходится, а потому можно предположить достижение промежуточной мерности, которую следует определить как «два плюс один». Геометрически эта пространственная парадигма представляется в виде плоскости с вертикалью.

Персонаж трагедии Софокла

Для религиозного миропредставления вертикаль служила воплощением монотеистического божественного начала. В средние века реализация этого принципа вознесет в небо шпили готических соборов, а пока, во времена древнегреческой Античности, он соответствовал религиозным представлениям орфиков, которые вместе с элевсинским жречеством вывели на «сцену» истории страдающего сына божьего Диониса. У Эсхила, потомка элевсинских жрецов, встречаются образы орфического пантеистического божества, которого он либо ассоциирует с Зевсом, либо даже представляет как самостоятельный высший принцип. «Так Эсхил преподносит афинянам новое монотеистическое понимание бога. Это было нечто невиданное: новая концепция бога из потемок тайных учений вдруг выносится на свет дня, прямо на сцену… »33.

Первый шаг в «третье измерение» совершил Пифагор. Именно он считается изобретателем двух первых объемных фигур — треугольной пирамиды и куба. Этот факт весьма характерен: наивно было бы предполагать, что древние греки до того не знали этих фигур — строили же они себе и своим богам жилища! Речь здесь о другом — о пространственной парадигме следующего уровня развития.

В драме Софокл ввел третьего актера. В его трагедиях божественное управление заметно ослабело, и трансцендентное в большей мере становилось фоном, на котором раскрывалась самостоятельная деятельность человека. Но софокловский персонаж все еще далек от того, чтобы называться самостоятельной личностью, и лишен индивидуальных черт. Индивидуализацию Софокл осуществлял за счет уникальности ситуации, а также через противопоставление персонажей, резко различавшихся чертами характера либо уровнем знания. При этом Софокл усиливал моральный аспект, вплотную подходя к изображению личности.

4. Переход к трехмерному миру: Парменид, софисты и Еврипид

Во внутренний мир человека трагический конфликт перенес Еврипид. Это означает, что размеры этого мира возросли, а структура усложнилась настолько, что стали возможными противопоставления между отдельными частями внутреннего пространства. Теперь персонажи «в трагедиях интриги действуют из совершенно конкретных личных побуждений…»34. Еврипид не хотел более идеализировать своих персонажей, как это делали его предшественники Эсхил и Софокл. Процесс индивидуализации иллюстрируется также изменениями, которые претерпевал язык трагедии.

Усиление личностного начала неизбежно вело к десакрализации сознания. Миф в этой ситуации переставал быть частью «священной истории», в значительной степени превращаясь в арсенал сюжетов и персонажей, живущих в мире случайности, которую уже далеко не всегда можно назвать трагической. Названные тенденции приводят к разрыву с мифологической традицией, что знаменует низведение трагедии до уровня бытовой драмы.

Человек трагедии Еврипида

Из анализа драматического материала трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида, так же как теорий их современников-философов, можно видеть, что древние греки начинали свой путь к высотам классической культуры буквально с «другой стороны сознания». Не только герои трагедий, но и сами авторы находились в процессе личностного развития, шаг за шагом поднимаясь по ступеням «лестницы абстракций». Каждая ступень этой «лестницы» обеспечивала новое качество мышления и, соответственно, предполагала иное мировосприятие. И хотя жизни Эсхила, Софокла и Еврипида пришлись на одно столетие, каждый из великих трагиков демонстрировал вполне определенный этап развития сознания, новый уровень абстрактного мышления и все большую дистанцию с архаическим мифологическим сознанием. Их творческая деятельность все в большей мере раскрывала острейший конфликт между предыдущей безличной двоичной формой и новым личностным содержанием. Преодолевая это новое ограничение, они невольно становились «могильщиками» как метафизики, так и аттической трагедии, двоичная форма которой не могла вместить новое трехмерное содержание.

Новое мировоззрение утверждалось через мифологические образы, которые включались в рациональные методы познания. Пифагор отождествлял геометрические фигуры с числами. Последние предоставляли более высокий уровень абстракции по отношению к фалесовой жидкой субстанции — «воде», но все еще продолжали оставаться эмоциональными образами — богами. Тем не менее переход к числам и использование их в качестве базы для трансцендентных законов были огромным шагом в процессе эволюции. Его результатом явилась математическая логика, поначалу преимущественно мистическая.

Трехмерный мир. Значит, раз видов государства пять, то и у различных людей должно быть пять различных устройств души. Платон. Государство

Парменид применил закономерности новой логики к философским проблемам. Вместе с софистами он раскрывал трехмерные принципы мироздания, соотнося их суть с божественными откровениями. Тем не менее эти теоретические построения революционизировали Античность и отчетливо свидетельствовали, что человек приближается к следующей, трехмерной стадии развития.

На пороге эллинизма стояли Сократ и Аристофан, которые стали обращаться непосредственно к человеку и фактически «оперировать» с его внутренним пространством. Сократ распространил логический метод Парменида на человека, а Аристофан представил афинской публике бытовую «среднюю» комедию, которая сосредоточивалась на повседневной жизни и личностных проблемах.

Постепенно у человека формируется визуальное представление о пространстве как о среде, заполняющей промежутки между предметами, которые до этого виделись разделенными пустотой. Так что внешний мир, который прежде состоял из изолированных «точек» или «фрагментов», постепенно стал обретать связное единство. Соответственно, если ранее художники использовали аксонометрию, то теперь они стали демонстрировать навыки более верного соположения предметов, используя более совершенные методы перспективных построений. Возникающая целостность внешнего пространства отражала развитие внутреннего пространства человека, укрепление его личностного начала и, с другой стороны, — способность его мыслить более связно.

В религиозной сфере торжество троичной парадигмы означало скорый приход новой религии — христианства.

Мы прошли по ступеням развития человека в рамках древнегреческого этноса. Эта закономерность имеет фундаментальный характер и потому универсальна для всех периодов истории и всех групп общества. Когда этнос реализует трехмерную пространственную парадигму, максимально доступную нашим органам чувств, он умирает. Пассионарная энергия переходит к следующему этносу, в рамках которого описанный процесс повторяется вновь, но в контексте другой исторической эпохи, свойства которой определяются парадигмой более высокого — в нашем случае общеевропейского, — уровня.

Развитие пространственных представлений в рамках древнегреческого этноса

Заключение

 

Нет ничего практичнее хорошей теории.

Альберт Эйнштейн

По всей видимости, описанные пространственные закономерности были известны древним. В частности, в кротонской школе, где акцент делался на развитие личности, согласно утверждениям Фиона из Смирны, пифагорейцы возносили молитвы к тетрактису: «Благослови нас, о божественное число, породившее богов и людей! О святая, святая тетрактис! В тебе источник и корни вечно цветущей природы! Ибо это божественное число начинается чистой и глубокой единицей и достигает священной четверки; затем оно порождает праматерь всего сущего, ту, что все объединяет, ту, что первой родилась… священную Десятку, ключ ко всем вещам»35. Тетрактис, так же как и весьма напоминающий его по своей структуре те- трагамматон или четырехбуквенное Имя Бога, был структурирован в четыре уровня: первый содержал одну точку, второй — две, третий — три и нижний, четвертый, — четыре. Известно, что пифагорейцы представляли числа геометрически и для них существовали тождественные ассоциации между единицей и точкой, двойкой и линией, тройкой и двухмерной плоскостью и, наконец, четверкой и трехмерной пространственной фигурой. Так что в тетрактисе оказывается наглядно прошита пространственная динамика развития человека.

Ставивший своей высшей целью построение идеального государства, Пифагор своей мистической геометрией в определенном смысле отражал и даже предвосхищал развитие древнего общества.

Тетрактис и тетраграмматон

Пространственная парадигма человека не есть неизменная данность, — это переменная. Она постоянно трансформируется соответственно уровню развития человека. Изменение восприятия пространства носит как количественный, так и качественный характер. Первое — это увеличение размера пространства, доступного восприятию человека, второе — изменение воспринимаемой размерности. Размерность пространства, воспринимаемая человеком, равняется мерности архетипа его сознания. Соответственно, изменяются мировоззренческая модель и ценностные установки. Наподобие кристаллической решетки, пространственная парадигма определяет внешнюю форму и внутреннее содержание всех продуктов деятельности человека. Анализ этих форм позволяет устанавливать новые связи, прежде остававшиеся вне поля внимания исследователей.

Предлагаемый метод предоставляет новые и чрезвычайно богатые возможности для системного междисциплинарного анализа разнообразных исторических процессов, реализующих динамику развития антропных систем, а также отдельных личностей, устанавливать взаимосвязь между различными процессами как на коллективном уровне, так и индивидуальном, а также смешанные — между первыми и вторыми. «То, что следует сказать о человечестве вообще, относится также и к каждому отдельному человеку, ибо все человечество состоит из отдельных людей. И то, что является психологией человечества, это также и психология отдельного человека», — писал Карл Густав Юнг36. Отмеченная закономерность, вопреки доминирующим в современной гуманитарной науке представлениям, распространяется и на отдельного человека. Да и как может быть иначе! Если бы нарушалась изоморфность развития системы на разных уровнях, то это породило бы внутренний кризис. Выявленная зависимость может быть применена для анализа любых исторических периодов. Ограничусь примером трехчленного деления развития пространственной парадигмы, ранее отмеченного для древнегреческой истории: средневековье — раннее, период романской культуры, готика; Возрождение — раннее, маньеризм, барокко; Новое время — Просвещение, романтизм; и заключительный период, который продолжается по настоящее время.

Каждые первые, каждые вторые и каждые третьи периоды качественно отличаются друг от друга, но имеют ярко выраженные общие характеристики, проявляющиеся в формах и содержании культуры. Отмеченные зависимости носят фундаментальный характер и могут рассматриваться как законы развития антропных систем.

Связь между динамикой развития личностного начала и структурой древнего ритуала

Таким образом, частные пространственные различия, с рассказа о которых я начал статью, не только дают повод задуматься об особенностях российской ментальности, но и подсказывают направление, в котором следует двигаться, чтобы решить острейшие практические проблемы, реально препятствующие развитию страны. Как это ни странно, но перед древними греками стояла весьма схожая задача: стимулирование развития личностного начала человека. Не образование, на которое направлены национальные проекты, а воспитание личности. Древние греки не только нашли ответ, но и активно применяли на практике эффективные механизмы. В результате этот личностный импульс сформировал европейскую цивилизацию, и его инерцией мы продолжаем жить сегодня.

Дмитрий Михалевский. Русский мир в зеркале древнегреческой истории (Пространственная парадигма. Закон повышения мерности) // «РУССКИЙ МIРЪ» № 1, страницы 230-259

Скачать три статьи рубрики “Философский пароход”

 

 

Примечания
  1. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. М., 1993. С. 336.
  2. Там же. С. 337.
  3. Флоренский П. А. Сочинения: В 2-х т. М., 1990. Т. 2: У водоразделов мысли. С. 102.
  4. Флоренский П. А. Анализ пространственности и времени в художественно-изобразительных
    произведениях. М., 1993. С. 63.
  5. Хайдеггер М. Искусство и пространство // В кн.: Время и бытие. М., 1993. С. 312.
  6. Веккер Л. М. Психические процессы: В 3-х т. Л., 1974. Т. 1. С. 143.
  7. Там же. С. 167.
  8. Мерло-Понти М. Пространство // В кн.: Текстуальность. Философская мысль Франции
    ХХ века. Томск, 1998. С. 44.
  9. Ясперс К. Общая психопатология. М., 1997. С. 113.
  10. Ясперс К. Общая психопатология. С. 114.
  11. Данилин А. Г. Пространство и субстанциональность. Лекция 3. С. 2. http://www.narkotiki.
    ru/masterclass_4812.html
  12. Юнг К. Г. Отношения между я и бессознательным // В сб.: Психология  бессознательного.
    М., 2003. С. 213.
  13. Ясперс К. Общая психопатология. C. 31.
  14. С середины 80-х годов, после открытия спинового поля, наука полагает внешнее про-
    странство десятимерным. Размеры коллективного бессознательного не поддаются оценке, тем более что существуют различные точки зрения на его местоположение.
  15. Кликс Ф. Пробуждающееся мышление. М., 1983. С. 13.
  16. Юнг К. Г. О психологии бессознательного // Психология бессознательного. М., 2003. С. 28.
  17. Хренов Н. А. Русский Протей. СПб., 2007. С. 29.
  18. Там же. С. 30.
  19. Юнг К. Г. О психологии бессознательного. С. 141.
  20. Франкфорт Г. и др. В преддверии философии. М., 1984. С. 44.
  21. Леви-Брюль Л. Первобытный менталитет. СПб., 2002. С. 97.
  22. Шевелев И. Формообразование. Число. Форма. Искусство. Жизнь. Кострома, 1995. С. 107.
  23. Green J. R. Theatre in Ancient Greek Society // Rontledge. London; N. Y., 1994. P. 2.
  24. Туманс Х. Рождение Афины. Афинский путь к демократии от Гомера до Перикла. СПб., 2002. С. 55.
  25. Сидоров А. С. Знахарство, колдовство и порча у народа Коми. СПб., 1997. С. 253.
  26. Там же. С. 253–254.
  27. Леви-Брюль Л. Первобытный менталитет. С. 97.
  28. Доддс Е. Р. Греки и иррациональное. М.–СПб., 2000. С. 25.
  29. Туманс Х. Рождение Афины. Афинский путь к демократии от Гомера до Перикла. С. 59.
  30. Юнг К. Г. О психологии бессознательного. С. 91.
  31. См.: Уваров М. С. Бинарный архетип. СПб., 1996.
  32. Рожанский И. Д. Ранняя греческая философия // В кн.: Фрагменты ранних греческих философов. М., 1989. Ч. 1. С. 11.
  33. Туманс Х. Рождение Афины. Афинский путь к демократии от Гомера до Перикла. С. 424.
  34. Ярхо В. Н. Трагедия. М., 2000. С. 27.
  35. Даан-Дальмедико А., Пейффер Ж. Пути и лабиринты. Очерки по истории математики.
    М., 1986. С. 63.
  36. Юнг К. Г. О психологии бессознательного. С. 86.