Гелиан Прохоров. Духовные повороты в истории России

1,269 просмотров всего, 1 просмотров сегодня

Бородавское озеро. 1984. К., т.

В сочинениях удивительнейшего из богословов Дионисия Ареопа­гита говорится о положении вечности над настоящим. Читая Ареопаги­та, мы различаем две вертикали, соединяющие с нею наше время. Одна из них — «катафатическое», утвердительное, полное символов, воспри­нимаемых чувствами и сердцем, светоносное движение через ангельскую и человеческую иерархии сверху вниз, имеющее целью обратить умы и сердца людей кверху. А вторая — это «апофатическое», отрицательное движение умов снизу вверх в «божественный мрак» для встречи с тамош­ней божественной энергией1. Ясно, конечно, что имеется в виду не физи­ческое, а умозрительное пространство и устремление в нём. И ясно также, что «вечностная» вертикаль первого типа была господствующей в культу­ре всех Средних веков вплоть до эпохи Возрождения, а вертикаль второ­го типа оказывалась актуальной там и тогда, где и когда появлялись такие мистики-созерцатели, как Августин, Сугерий из Сан-Дени, Сузо, Таулер, Майстер Экхарт на Западе и исихасты в Византии и на Руси. Именно в этих случаях удивительная по силе вечная божественная энергия оставляла свои прекрасные следы в культуре, видимые нами до сих пор.

Коль скоро и та и другая вертикаль указывают из настоящего на веч­ность вверх, то, пересекая настоящее, и продолжаясь вниз, она указывает на то, что противоположно вечности, — на миг, момент. В самом деле, ведь, являя собой настоящее, мы находимся между этими противоположностями, между вечностью и моментом, ибо не вечны, а конечны, но и не моменталь­ны, ибо длимся. А на прошлое и на будущее в умозрительном пространстве от нас, из настоящего, указывают, стало быть, направленные в противопо­ложные стороны горизонтали. Так что мы — центр этого умозрительного пространства, образуемого и описываемого крестом возможных умствен­ных ориентаций. Первородный грех Адама, думаю, в том и состоял, что, отвернувшись от Вечности, он стал вглядываться то туда, то сюда — то в Бу­дущее, то в Момент. Прошлого ведь ещё не было.

Несомненно, что, любя и чтя своих родителей и их родителей, своих предков, мы выражаем своё уважение Прошлому. След главенства этой ориентации сохранился в нашем языке в самих этих словах: «предки» — те, кто впереди, и «потомки» — те, кто после них, «потом». Главенствуя в умах, эта ориентация создаёт родоплеменные культы, и тогда объеди­няет и разъединяет людей кровь. Так оно и было на территории будущей Руси до её христианизации. Читаем в «Повести временных лет»: «Имяху бо обычаи свои, и законъ отецъ своих и преданья, кождо свой нравъ. Поляне бо своих отець обычай имуть кротокъ и тихъ, и стыдѣнье къ сно­хамъ своимъ и къ сестрамъ, къ матеремъ и к родителемъ своимъ; къ свекро- вемъ и къ деверемъ велико стыдѣнье имѣху…». И хотя летописец пишет, что у других племён обычаи были несравненно хуже: «А древляне живяху звѣриньскимъ образомъ, живуще скотьски: убиваху другъ друга, ядяху вся нечисто, и брака у нихъ не бываше, но умыкиваху у воды дѣвиця. И ради­мичи, и вятичи, и сѣверъ одинъ обычай имяху: живяху в лѣсѣ, якоже всякий звѣрь, ядуще все нечисто, срамословье в них предъ отьци и предъ сноха­ми…»2, думаю, несомненно, что тип духовной ориентации у всех них был тот же, что у полян: «Имяху бо обычаи свои, и законъ отецъ своих и пре­данья, кождо свой нравъ».

Христианизация нашей страны, появление здесь Вечности с её устремляющей вверх культурой, имела результатом рождение из племён нового народа — русских. Культ Слова Божия с его Словоцентрическим ансам­блем искусств — искусства письма, литературы, изобразительного искус­ства, музыки и архитектуры — обладает, как показывает история, способ­ностью порождать народы. Он ведь создал из разных племён французов, англичан, болгар, алтайцев… Да и не только их.

У нас с христианизацией появились письменность и литература — как внутри храмового Словоцентрического ансамбля, так и вне его. Внутри — это превосходные проповеди, как то «Слово о законе и благодати» митро­полита Илариона, слова Кирилла Туровского, а также жития наших святых и гимны и молитвы им. Зазвучали и распетые по-славянски переведённые с греческого богослужебные тексты. А вне этого ансамбля сочетание ново- пришедшего культа Христа-Бога с местным культом княжеского рода по­родило такое своеобразное литературное явление, как наша летопись, ко­торая стала, можно сказать, спинным хребтом всей русской средневековой литературы. Появились и своя живопись, и своё каменное строительство — как церковное, так и дворцовое.

Архиепископ Григорий Палама Фессалоникийский. 1965. К., т., пастель

«Прошлостные» ценности и обычаи сразу исчезнуть, разумеется, не могли. Да они и не могут исчезнуть вовсе, могут лишь перестать гла­венствовать. Их присутствие и значение в русской жизни XI-XIII вв. ясно видно уже по тому, что князья носят два имени — родовое и христианское, крещальное. Едва ли не первый князь, которого мы знаем только по хри­стианскому имени — Александр Невский. Первый русский святой, князь Борис, в крещении Роман, от­казался сопротивляться свое­му убийце Святополку именно по родовым соображениям: по­тому что тот — старший брат и после смерти их отца занял от­цово место3. И по своей смерти Борис остаётся верным именно родовым чувствам: ведь вместе со своим братом Глебом-Дави­дом он помогает нашим князьям в битвах с иноплеменниками- иноверцами не как единовер­ным, а именно как «сродникам»4.

Показателен и конфликт с матерью юного Феодосия, бу­дущего Печёрского. Когда тот отказывался богато одеваться и играть со сверстниками, она считала, что он творит «укориз­ну себе и роду своему»5.

Естественное с ходом вре­мени сближение и соприкос­новение культур — «прошлостной» с её устным творчеством и «вечностной» с её письмен­ностью, — обычно происходящее лет примерно через двести после их «встречи», у нас было прервано бедой татаро-монгольского нашествия. Встреча эта уже начиналась, о чём свидетельствует сам факт записи зву­чавшего перед князем и дружиной «Слова о полку Игореве». Но основная масса произведений здешнего устного творчества осталась за пределами древнерусской книжной культуры, — по контрасту с соседней крещённой почти тогда же, когда и Русь, Скандинавией, где монах Снорри Стурлусон в XIII веке записал исландские саги. Похоже, Русь — единственная из хри­стианских стран, где устное творчество в целом не было допущено в пись­менность. И его произведения — былины, песни, сказки — записывались лишь в ХѴІІІ-ХХ вв., в Новое время. Видимо, сами обрушившиеся на Русь в XIII в. беды воспринимались отчасти как наказание за неискоренённость дохристианских верований и обычаев. Так, по крайней мере, можно думать, читая в проповедях 80-х гг. XIII в. Серапиона Владимирского: «Аже ещё поганьскаго обычая держитесь: волхвованию вѣруете… Печаленъ есмь о вашемъ безумьи, молю вы, отступите дѣлъ поганьскыхъ… Нынѣ же, мою вы, за преднее безумье покайтесь и не будьте отселѣ аки трость, вѣтромъ колѣблема»6. Общественное сознание должно было постепенно пово­рачиваться тогда «по часовой стрелке» — от Прошлого вверх к Вечности.

Как справедливо пишет Р. Г. Скрынников: «К XIV веку языческая Русь превратилась в Святую Русь»7. Этому способствовали и эволюция соб­ственной нашей духовной жизни, и тот духовный подъём, который про­изошёл тогда в православии на Балканах, в Византии, Сербии, Болгарии, на Афоне. Удивительно большое количество переводов с греческого языка на славянский было тогда сделано там и принесено на Русь, так что русская литература в период с середины ХГѴ в. по середину XV, во время «второго южно-славянского влияния», увеличилась в своём составе едва ли не вдвое8. Что это за литература?

По большей части это произведения богословско-аскетические. Рез­кий рост интереса к ним был вызван происходившими тогда в Византии «исихастскими» спорами — полемикой выходца из Италии греческого монаха Варлаама, обвинявшего монахов-исихастов в ереси, и защитника этих монахов Григория Паламы9. Варлаам говорил о невозможности для человека соприкосновения с божественным, Вечным. Григорий же Па­лама, сохраняя христианскую умопостигаемую вертикаль, утверждал, что это и возможно, и необходимо для людей — соприкосновение не с сущ­ностью, конечно, непознаваемого Бога, а с Его вечной энергией. Оба они ссылались при этом на сочинения Дионисия Ареопагита. И корпус этих сочинений с комментариями Максима Исповедника именно тогда был впервые переведён на славянский язык10 и скоро попал на Русь. В боль­шинстве же своём переведены в то время были сочинения монахов-под- вижников, научающие борьбе со страстями для духовного и умственного восхождения к божественному свету. В XV в. впервые появился на Руси и собственный писатель-исихаст — преподобный Нил Сорский11. Все виды творчества — литература, живопись (иконопись, фрески), архитек­тура — обновляются тогда на Руси. Удивительно расцветают летописа­ние, агиография, творят Андрей Рублев, Дионисий, обретают новый стиль храмы. И происходит новый этногенез, рождается, увеличиваясь в сво­ём составе за счёт включения новых племён, новый народ — великорос­сы. И наибольшее количество святых на Руси, оказывается, жило именно в это время — в конце XIV и в XV в.12

Когда же на Руси начался поворот общественного сознания от Веч­ности к Будущему? Мне представляется, в XVI в., и заметен он нам по де­ятельности Иосифа Волоцкого. Тот одобрил развод князя Василия с без­детной Соломонией и его женитьбу на Елене Глинской, потому что стране, считал он, нужен княжич-наследник. Он отстаивал и отстоял право монастырей владеть сёлами, быть богатыми, чтобы в случае нужды помогать бедным. Его расправа с оппонентами-нестяжателями — при­глашённым на Русь для переводов и пожизненно заточённым за согласие с Нилом Сорским Максимом Греком и учеником Нила Сорского публи­цистом Вассианом Патрикеевым, уморённым в заточении, равно как и со­жжение еретиков «жидовская мудрствующих», на чём он настоял, — уже вполне в духе культа «светлого будущего». Удивительным образом из Бу­дущего, при его культивации, всегда веет требующий кого-то убить не­добрый дух. Да и из Прошлого, при его культивации, мне кажется, может веять то же самое.

В XVI веке происходит старательная поддержка культа княжеской крови: придумана теория кровной связи Рюриковичей через Пруса, яко­бы предка Рюрика, с римскими императорами13, и это отражается в новом летописании: создаётся «Степенная книга», где поколения княжеского рода представляются ступенями лестницы, возводящей их и их потомков на небо14, а в созданном тогда Лицевом летописном своде русская история впервые связывается с римской. Но наступление Будущего продолжалось. В XVII в. реформаторы русской церкви, руководствовавшиеся стремле­нием возглавить весь православный мир, убили и искалечили чудовищно большое количество своих людей. Что цель никонианской реформы и по­следующих ожесточённых гонений на старый русский церковный обряд была именно политической, сомнений не вызывает15. Эта мечта, которой так и не суждено было сбыться, останется двигателем русской политики по начало XX века. А в начале XVIII в. Пётр Первый осуществил даль­нейший поворот общественного сознания России по часовой стрелке — от Вечности к Будущему. В каком-то смысле Пётр «симметричен» крести­телю Руси князю Владимиру. Если при том Вечности в умах здесь стало больше, чем Прошлого, то при Петре Первом тут стало Будущего больше, чем Вечности. На этом период «Древней Руси» с главенством Вечности в культуре в нашей истории закончился.

Удивительно плодотворным оказался у нас и «петербургский» период нашей истории, — ХѴІІІ-ХХ вв. Освобождённые из и от «Словоцентри­ческого» ансамбля, в котором и в соприкосновении с которым искусства до тех пор находились, у нас возникли тогда «свободные» искусства: пре­краснейшая художественная литература, музыка, ставшая оркестровой, академическая живопись, скульптура и архитектура, насыщенные антич­ными образами и приёмами, и ещё больше развились мечты об усовершен­ствовании общества.

Не только масоны способствовали повороту российского сознания к земному Будущему, над этом трудилась едва ли не вся русская интелли­генция ХѴІІІ — начала XX в., создавая тайные революционные органи­зации, организуя подпольное производство взрывчатки и террористиче­ские акты. Удивительным образом эта вера в земное Будущее сохранилась и у казалось бы православно верующего Ф. М. Достоевского, бывшего сначала революционером. В романе «Братья Карамазовы» старец Зосима у него пророчествует: «Сие и буди, буди!» — о перерастании со временем государства в церковь.

При всей своей готовности проливать кровь ради светлого Будуще­го никто из этих мечтателей, конечно, представить себе, я думаю, не мог, сколько крови прольётся в России и сколько людей здесь будет лишено свободы, посажено в тюрьмы и надолго отправлено в лагеря, когда к власти в ней придут большевики.

Стремление к Вечности большевики назовут опиумом для народа, традиции — пережитком прошлого, а радости момента — буржуазным разложением.

Дербентская крепость. 1960-е. К., т.

Любопытно совпадение периодов «христианизации» — времени от крещения страны до её духовной вершины — примерно 500 лет, и «футурализации» — времени от появления первых признаков почитания Бу­дущего до полного торжества здесь культа «светлого будущего» — тоже примерно 500 лет. И вот что ещё любопытно: длительной остановки на достигнутых духовных направлениях в обоих случаях не произошло: стрелка общественного сознания, начавшая у нас своё движение при князе Владимире, на них не остановилась, но продолжала поворачиваться дальше.

В наши дни, миновав биссектрису, она ощутимо повернулась от Будуще­го вниз к Моменту, — к Моменту с его культом сладостей мира сего и де­лающих эти сладости доступными денег. Интересно, что пятисот лет для торжества этого нового культа теперь не потребовалось: прошло всего несколько десятилетий, а он ведь у нас уже всевластен. Появилось не­обыкновенно много обманщиков-жуликов-добывателей-вымогателей де­нег. Лозунги на улицах типа «Народ и партия едины», «Вперёд к победе коммунизма» сменила реклама. Уже заметно и начало некоторого поворо­та дальше — к Прошлому, — прошлому нашей страны. К близкому, свиде­тельство того — заметное появление чего-то вроде культа Сталина, и к бо­лее далёкому: в рекламах и вывесках то и дело видим «яти» и «еры» после согласных в конце слов. И внутри нашего некогда единого этноса нача­лось «межплеменное» противостояние (украинцев против «москалей»- русских). Заметно также начало поворота ещё дальше — к Вечности. Это видно по средствам массовой информации, по их программам и темам, на­пример, о наших «новомучениках» XX века и о восстановлении разрушен­ных большевиками храмов и строительстве новых. Всё больше и больше народа ходит на службы в церковь. Разумеется, это никак не означает, что о будущем и о сиюминутном теперь вовсе не думают. О них, как и о про­шлом, думали и будут думать всегда. Но они не главенствуют. И кажется, теперь поворот «часовой стрелки» нашего общественного сознания (для отдельных людей это — надсознание) ускорился.

Как это скажется на нашем искусстве во всех его видах? Ведь обяза­тельно должно же сказаться. Иногда кажется даже, что уже сказывается. Нет сомнений, что наши новые «свободные» искусства должны скоро на­чать, и, мне кажется, уже начинают, стучаться обратно — в покинутый ими «Словоцентрический» ансамбль искусств или стремиться к соприкосно­вению с ним. Любопытно, к чему приведёт у нас новое соприкосновение Прошлого с Вечностью. В XI веке оно породило летописание. Посмотрим, что получится из этого теперь. А могут ли Миг и Вечность соприкоснуться? Да, могут — ив противостоянии друг другу, и в согласии друг с другом. Иси- хастская литература тому пример. Там — перечни губительных страстей, объяснения, как они подчиняют себе человека, и научения, как им про­тивостоять, как с ними бороться, восходя к настоящему счастью. Ведь на­стоящее счастье — когда миг не отрывает нас от вечности, а благодатью творчества и радостью связывает с ней.

Так что вполне вероятно, что наше общественное сознание-надсознание вернётся, как блудный сын к Отцу, — повернётся вверх к Вечно­сти. Тогда оттуда вновь, в третий раз в нашей истории, должен будет пойти животворящий поток божественной любви-энергии. При этом, конечно, опять чудесным образом обновятся у нас все виды творчества. И вне со­мнений, произойдёт новый этногенез: русских станет ещё больше, и они будут ещё счастливее, радостнее и сильнее — и духовно, и умственно, и фи­зически. Дай то Бог!

 

Гелиан Прохоров. Духовные повороты в истории России. // «РУССКИЙ МIРЪ. Пространство и время русской культуры» № 10, страница 187-195

Скачать текст

 

 

Примечания
  1. См.: Дионисий Ареопагит. Корпус сочинений. С приложением толкований преп. Максима Исповедника / Пер. с греч.и вступ. ст. Г. М. Прохорова. 2-е изд., испр. СПб., 2006.
  2. Лаврентьевская летопись. Поли. собр. русских летописей. T. 1. М., 1977. Стб. 13-14.
  3. См.: Святые князья-мученики Борис и Глеб / Исслед. и подг. текстов Н. И. Милютенко. СПб., 2006. С. 292, 404, 410.
  4. См.: Житие Александра Невского // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 3. XIII век. СПб., 1997. С. 360.
  5. Житие Феодосия Печерского // Там же. С. 356.
  6. См.: Слова и Поучения Серапиона Владимирского // Там же. С. 378-380.
  7. Скрынников Р. Г Святители и власти. Л., 1990. С. 43.
  8. См.: Соболевский А. И. Южнославянское влияние на русскую письменность в ХІѴ-ХѴ вв. СПб., 1894; Лихачёв Д. С. Некоторые задачи изучения второго южнославянского влияния в России. Докл. на IV Междунар. съезде славистов. М., 1938.
  9. См.: Прохоров Г. М. Древняя Русь как историко-культурный феномен. СПб., 2010. С. 133-173 (Главы «Православное Возрождение в Восточной Европе» и «Православное Возрождение Великой Руси»).
  10. См.: Дионисий Ареопагит в славянском переводе старца Исаии (XIV век) / Изд. под рук. Германа Гольца (Богословский факультет Университета им. Мартина Лютера Галле-Виттенберг) и Гелиана Михайловича Прохорова (Институт русской литературы (Пушкинский Дом) Российской академии наук); изд. подгот. Сабине Фальи Дитер Фаль. Weiher; Freiburg і. Br. Bd 1-3. 2010-2013.
  11. См.: Преподобные Нил Сорский и Иннокентий Комельский. Соч. / Изд. подг. Г М. Прохоров. СПб., 2005.
  12. См.: Прохоров Г. М. Древняя Русь как историко-культурный феномен. С. 241.
  13. См.: Сказание о князьях владимирских // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 9. Конец XV — первая половина XVI века. СПб., 2000. С. 278-289.
  14. См. Сиренов А. В. Степенная книга и русская историческая мысль XVI-XVIII вв. М.; СПб., 2010.
  15. См.: Крамер А. В. Причины, начало и последствия Раскола Русской Церкви в середине XVII в. СПб., 2005.