Александр Пешков. Русалка

1,132 просмотров всего, 1 просмотров сегодня

Александр Пешков. Писатель. Родился в 1959 году в селе Тальменка Алтайского края. В 1981 году закончил Инже­нерно-строительный институт в г. Новосибирске. По первой профессии — архи­тектор. В разные годы работал инструктором по туризму на турбазах Горного Алтая, каменщиком и монтажником на стройках, стрелком охраны железнодорожного моста через Обь. С 1985 года стал ходить в литературную студию при Алтайском отделении Союза писателей. С 1987 года начал печатать рассказы и повести в жур­нале «Алтай». В 2009 году стал лауреатом Всероссийского литературного конкурса современной прозы им. В. И. Белова «Всё впереди» — 3 место. В 2012 году побе­дитель губернаторского конкурса в прозе, в результате была издана книга повестей и рассказов «Таёжная вечерня».

 

РУСАЛКА

О нём говорили: лучший охотник и бродяжья душа!

Казалось, куда бы ни шла — везде его встречала. Он появлялся внезап­но, и под его пристальным взглядом Лиля невольно меняла походку. Если она сажала в палисаднике цветок, принесённый ею из тайги, то он первым замечал это: предлагал как бы невзначай помощь, угадывал место в округе, где рос тот кандык или бадан, будто назначал ей в будущем свидание.

Посёлок окружали огромные пихты. Они стояли стеной, раскинув вет­ви, словно взявшись за руки. Как в детской игре «разорви цепи». По её пра­вилам, один человек разгоняется перед строем и пытается прорвать сом­кнутые руки, чтобы увести с собой избранника. Не прорвал — остаёшься в чужом строю.

Летом в посёлке был праздник. Виктор подошёл к ней, словно прорвал ослабевшие руки:

—   Почему одна?

—   Привыкла, — ответила Лиля запросто.

—   Если так, значит, муж — наш брат рыбак.

—   Не угадал.

—   А кто?

—   Тот, кто вас ловит!

Неужто не знал? Кто-то из компании подсказал ему, что муж Лили — новый инспектор рыбоохраны. Виктор повёл крепкими плечами:

—   Меня ещё никто не поймал!

—   Хочешь, чтобы я попробовала? — спросила с вызовом, глядя в его наглые глаза, потому что надоело каждый раз издали посылать ему отказ!

О новом инспекторе он, конечно же, слышал. Про Ивана Ивановича Крафта говорили в округе: неуживчивый. Дань с рыбаков не брал, а когда ему намекнули, что его же начальству стерлядь к столу поставляют, он от­ветил: «Я за тем столом не сидел!»

На праздник съехались рыбаки с дальних становищ. И все со своей до­бычей. В посёлке стало тесно. Поэтому компания, в которой оказались Лиля с Виктором, решила уехать подальше на озеро, чтобы там жарить шашлыки из стерлядки.

Было сыро — недавно прошли дожди. Сразу несколько человек торо­пливо пытались разжечь костёр: дым ел глаза, но огонь не разгорался. Тогда за дело принялся Витя.

Лиля склонилась над его плечом, советуя:

—    Надо дуть!

Он досадно откинул голову, кольнув её щёку жёсткими чёрными усами:

—    Девушка, не переживайте! Вы путёвочку приобрели — вот и отды­хайте теперь!.. Всё, что нужно — получите!

Лёгкий голубой дымок пробивался к вечернему небу сквозь мокрые ветви сосен.

—   Ой, как приятно! — воскликнула Лиля, вспоминая недавнюю скуч­ную поездку в санаторий. Интерес к Витьке она не скрывала.

У него были сильные загорелые руки. Казалось, дай ему кусок гранита, он и камень будет мять так же нежно, как бересту для костра.

—   Салман фиш! — ласково щурился Витя, нанизывая рыбу на шампу­ры. — Муж-то кормит отобранной?

—     Я сама отберу, у кого хочешь!

Рыбак принял это за намёк в свою сторону:

—     А я и так не занятый.

—     Все невесты остались в Сочи?

Она знала ещё по Северам, что холостые рыбаки, сдав богатый улов, рвутся ловить удачу на тёплом море.

—     Да остались, — подтвердил, — с соболями и икрой!

—   Что же ты вернулся в штопаных штанах? — она давно заметила кри­вой рубчик мужской штопки на колене, и это было ей приятно.

—     Ещё заработаю! — ничуть не смутился рыбак. — Было б для кого…

Смеясь и рассказывая об этом вслух, она представляла себе Витьку

на южном курорте: в одной руке сетка с полудюжиной коньяка, в другой — унты поверх чемодана.

На углях жарилась рыба, раскрывшись лодочками; надне ихзакипалзо- лотистый жирок, чуть дымясь; изнутри брюшки подёргивались коричневым глянцем, а плавники слегка обгорели, сжимаясь сухими светлыми пучками.

—    Салман фиш! — не выпускал он Лилю из виду.

Витька умел выделить женщину, оттеснить от неё других мужчин и вну­шить, что она — самая желанная его добыча.

Как-то само собой вышло, что они ушли подальше от костра, в тишину тайги.

Лесное озеро таинственно шумело, качая траву у песчаного берега. Ве­тер расплетал коричневые косы камыша и затягивал серебряный плёс тём­ной рябью.

—   Твоя стоянка где-то там? — указала Лиля рукой в пустынную даль озера.

—    Да, можно сказать, что в той стороне, — ответил Виктор с неохо­той. — Место новое, ещё необжитое…

—   Можно мне его посмотреть? — спросила Лиля, сделав несколько ша­гов ближе к воде, — когда-нибудь…

—   Давай без предисловий, — понизил голос охотник, пытаясь удержать её за плечи.

Лиля догадывалась, что он не из тех, кто стыдится своего облика и жилья. И про то, что он не чурается женщин на любительской рыбалке, она тоже слышала. Лиля стряхнула с плеч его жёсткие ладони:

—   А тебе не скучно одному?

Витька изобразил ленивое удивление:

—   Бывало вдвоём гораздо тоскливее!.. А ещё если командир попадётся! Я, вообще, не терплю над собой власти. У меня даже часов нет, чтобы мне встреч не назначали!

Лиля засмеялась:

—   Кто ж тебя вызывает в такой глуши?

Рыбак ухмыльнулся, как будто вспомнил один из своих подвигов. Но Лиля его перебила:

—   Может, русалка?

—   Может, — согласился Витька, как-то запутываясь в своих порывах обнять Лилю. — Звала меня однажды!..

Лицо рыбака стало серьёзным и детским одновременно. Он даже при­сел на белесое вымытое бревно, увязнувшее в песке, и с какой-то досадой смотрел на озеро.

Облака медленно тянулись в вышине, рвались, осветляясь краями. В зеленовато-сизую полынью открывшегося неба вплыла ясная луна.

—    Звала меня одна! Да я не поддался…

Свет луны озарил склонённую над водой берёзу с подмытыми корнями и чахлой листвой. Ночной прилив утягивал её гибкие косы глубже в чёр­ную воду. Виктор ждал какого-то всплеска или шевеления листьев камыша.

А Лиле захотелось, чтобы его голос опять ожил, стал весёлым или хотя бы злым:

—    Вот возьму и приеду к тебе с инспекцией…

—    Не боюсь!

Ярко вспыхнул костёр, пытаясь вернуть их к себе.

—    Или приплыву русалкою! Может, попадусь в твои сети.

—  А твой муж обвинит меня в браконьерстве! — ответил рыбак, по- прежнему сидя к ней спиной. — По-другому меня не поймать.

Ей хотелось запустить ладонь в его чёрные жёсткие волосы: да кому ты нужен — тебя ловить! Лиля вспомнила мужа, вот ведь разные мужики, но оди­наково упёртые на своём: один — всех поймать, другой — никто не словит!

—  На природе дурь природная лезет, — спокойно пояснил Витя, угадав её мысли.

—    Видно, у тебя такие сети, — сказала с досадой, — что одни дуры по­падаются!

Выручила их какая-то большая ночная птица. Это неясыть вспорхну­ла снизу из-за спины, крича так, будто предупреждала об опасности. Лиля невольно обернулась. Ей казалось, что ночная птица видит сейчас каждое её движение. Кроме всхлипов души. Лиля не хотела ничего менять в жиз­ни. И тем более терять! Но понимала так же, что сохранить можно только своё… А неясыть то надрывалась в дальнем сосняке, то хлопала крыльями совсем рядом. Не добрая и не злая. Просто вещая…

В тот вечер рыбак Витька ничем её не удивил, никого не заслонил и ду­шеньку ей не раззадорил. Ещё ясней и холоднее стала её жизнь, как эта луна над пустынным озером.

2

Осенью они опять случайно встретились, и опять рыбак показался Лиле совсем не тем, о ком ей мечталось. Хотя даже это признание опасно для замужней женщины.

—   Как живёшь? — хотела быстрее пройти мимо, но замедлила шаг, что­бы услышать Витькин голос.

—   Тебе соболей уже на полшубы добыл!

Как всё-таки умел он донести — пусть даже пахнущие рыбьей чешу­ей, — наивные, но крепкие думы о ней.

—   Вторую половину из сети пошьём, — весело предложила она.

—   Зачем портить?

Верно, зачем жизнь портить? Рыбачит себе где-то на дальнем берегу и не ждёт ничего от замужней женщины. Просто держит в памяти, как за­бытую снасть в тихой протоке.

Раньше Лиля приносила из тайги дикие цветочки для своего сада и ра­довалась этой частичке леса. Теперь же носила в душе стихи и всю тайгу в придачу!

Но стихи её оказались незаконным промыслом, и однажды муж обна­ружил их:

Над озером гаснет свет,
Луна провалилась сквозь землю.
И рядом тебя со мной нет,
Да и не будет, наверно…

За окном падал первый снег, в коридоре висело осеннее пальто с вы­вернутым карманом.

—   Я зашью его… белыми нитками! — получилось у неё распевно и гор­до, и как будто даже благодарно за нечаянно пришедшую строчку.

Лиля работала фельдшером в поселковой больнице.

В один из зимних дней пришёл на приём обычный рыбак, пахнувший как все рыбаки, и рассказал Лиле, что видел её мужа на озере. На том самом ме­сте, где они с Виктором караулили ночные всплески. «На снегоходе он бук­совал, насилу вылез! И зачем сунулся? Там сроду зимой ничего не водилось». На улице был сильный мороз, толстый иней висел лохмотьями на деревьях. Лиля представила себе белую равнину озера и ревущий от бессилия снегоход.

Вечером ввалился муж, обледеневший до бровей. Лиля усадила его на сіул в кухне и достала из шкафа спирт.

—    Зачем ты полез туда?

—  Под снегом вода оказалась! — Морщась от боли, Крафт стягивал с ног мокрые унты. — Лыжину задрало, снегоход встал на дыбы и месит! Ни туда ни сюда!..

Лиля смотрела на мужа глазами браконьера Витьки. Она не поверила риску мужа. Охотник может рисковать — это его промысел. Его согреет добыча. А инспектора — кто?

Она налила спирта:

—    Я слышала, что тебя рыбаки вытащили.

—    На берегу уже руку протянули, — устало махнул он. — А до того пря­тались и ждали: сниму я голыми руками лыжину в ледяной воде или брошу снегоход?.. Так вот снял! поставил ровно на лёд по колено в воде, а потом два сантиметра вперёд, один назад! Два вперёд, один назад! Четыре часа пробивался…

—    Говорят, там место русалочье, — сказала Лиля, но, встретив злые гла­за мужа, добавила с сожалением. — Но теперь ты их всех распугал!

Последние годы они кочевали с места на место, поднимаясь с богатей­ших низовий реки к обжитым верховьям, где ещё сохранились рыбзаводы. И везде Иван Крафт плыл одиноко на своём катере мимо разбойничьих гнёзд местных браконьеров, «брокеров», как они сами себя называли.

3

В феврале, когда начались первые оттепели, Витя пришёл к ней в боль­ницу. Померить давление.

—  Я по тебе соскучился, — сказал он, неторопливо обнажая жилистую руку

—    Ты надолго?

—    От тебя зависит.

От него пахло рыбой и дымом. И штаны те же! Лиля встала и открыла форточку. За окном вразнобой падала капель в ледяные воронки, голубыми брызгами испещряя снег.

—    На что жалуемся?

Витька сжал в кулак мозолистую ладонь, вены вспухли, как промоины на зимней реке:

—    Я перебираюсь на новое место! Поехали со мной.

—    У меня семья.

—    У нас будет ещё одна дочка!

—    Замуж за тебя не собираюсь, — спокойно ответила Лиля, — а вот на рыбалку бы поехала.

Сказала она мечтательно, как человек очень занятой. Витьке это не по­нравилось:

—     А мужа тоже возьмём?

На его смуглых щеках порозовели, будто с досады, шершавые оспинки.

Лиля засмеялась, но глаза были не веселы:

—     Не люблю я его… А тебя ещё не полюбила.

И опять в её голосе было неприятное женское своеволие, будто она решила всё одна: отвела ему маленькое место в своей жизни, чтобы там до­жидался, когда созреет её душа.

Лиля отрешённо склонила голову, как это делают врачи, слушая пульс:

—     Всё у тебя нормально!

Пластмассовый крючок повис на её ухе.

Виктор глядел в окно. От ветра тоскливо звенели стекла, и с тонким хрустом падали с карниза сосульки.

—    Я ведь играть-то не умею! — медленно сказал он, не поняв и не оце­нив её искренности. — Я сам весной на охоте игрища самцов прерываю…

4

На реке шёл ледоход, потому рыбу ещё никто не ловил. И вдруг Витька сообщил на базу по рации о большом улове, а также просил прислать ма­шину для вывоза рыбы.

Вечером приехал грузовик, а следом инспекторский «уазик», оба за­брызганные рыжей грязью.

Выйдя из машины, Иван Крафт приложил ладонь к бровям, глядя на чистую воду, сверкающую в закатных лучах. Оказалось, что Витька перего­родил меленький залив брёвнами в цепь, связав их тросами. На освободив­шемся от льдин мелководье вода быстрее прогревалась, и в заливчик хлынула рыба. Витька только успевал вентерь опоражнивать.

Рыбак закурил, вставая по ветру:

—     Бодаться приехал?

—    Запрещённым методом ловишь! — Инспектор стряхнул щепку с но­ска сапога.

—     Нет, ловлю как положено.

На смуглом лице Виктора матово белели оспинки, будто

содранные чешуйки у рыбы.

Косматое, в рыжих облаках, солнце садилось за реку. От розовых струй на воде, от сухой кромки песка, от светлой хвои сосен веяло таким покоем, что не хотелось ни говорить, ни спорить..

—    Так нельзя! — упрямо сказал инспектор.

—    Почему?

—   Нельзя, да и всё! — Крафт вытер ладонью испарину под форменной фуражкой.

Ледяное крошево медленно проплывало в жёлтой воде, бурля и дыша холодом. Цепь из брёвен прогибалась под ударами больших льдин. А чи­стый залив дремал под солнцем, как человек, уложивший голову на сце­пленные руки.

Они зашли в дом.

Инспектор чего-то ждал. Сел за сгол, снял фуражку. Тонкие морщи­ны на лбу волнами подпирали мыс седых жёстких волос. Взгляд у него был скользящий, но острый, видно, от привычки выискивать поплавки брако­ньерских сетей:

—    Догадываешься, зачем я приехал?..

—    Зачем? — Витька вспомнил слова Лили о том, что она уже не любит мужа. — Теперь уж ничего не изменишь!

—    Почему? — Морщины Крафта поползли вверх.

—    Не я же начал, — с неохотой ответил рыбак. — Так же тяну… Как сеть с илом, ничего ещё не понятно!

—    Выкинь разом и всё! — сказал инспектор.

Виктор усмехнулся:

—    Себе советуй. А вдруг попадётся…

—    Кто попадётся?

—    Может, русалка! — хитро подмигнул рыбак.

—   Не знаю, чего ты поймаешь на свою голову. Но, — зло пообещал ин­спектор, — будет тебе сеть с железной ячейкой!

—   А не сети ты приехал сулить, — добродушно заметил Витя. — У тебя другое на уме.

Инспектор встал, поглядел в окно, щурясь от солнца:

—    Идём, ещё посмотрим.

Но, сделав шаг, остановился, заметив расписную деревянную солонку с крышкой, одиноко стоящую между закопчённым чайником и кастрюлей, у которой вместо ручек была прикручена медная проволока.

—    Откуда у тебя эта солонка?

—    Одна подружка подарила!

Крафт посмотрел на нары, мысленно осаживая себя: каким образом его жена может здесь появиться? Дома мягкий диван, а тут нестроганые до­ски. Он нагнулся и заметил в заусенцах скамьи следы цветной шерсти. Кто бы это мог зацепиться?

—    Слушай, чего тебе не хватает? — Иван Иванович отковырял цветной пучок. — Место тебе дали рыбное!

—    Я думал, что это моя заслуга! — Виктор широко открыл дверь и вы­шел из дома, — А получается, что если б не она…

Крафт выскочил за ним следом:

—     Кто она? Про кого ты?

—     Да сам знаешь, — нехотя отозвался рыбак.

Он развязал мешок, приготовленный к погрузке, и вытащил из него огромного сазана:

—     Видал, какой? Может, отправить вам к столу?

—    А ты визитную карточку ещё не завёл? — В голосе инспектора Вик­тор уловил знакомые интонации его жены. — Написал бы там: поставщик сельдей для б…дей!

Сазан выскользнул из рук обратно в мешок. Витя не спеша посыпал его солью и завязал верёвку.

—     А узел ты плохо вяжешь! — следил за его движениями Крафт.

-Где?

—   Да вон, на вентере, — инспектор показал на сетчатый кошель, лежа­щий на берегу.

Рыбак потянул мокрую верёвку, привязанную к обручам:

—     Так давай и посмотрим, чей окажется крепче!

Крафт пошёл к своей машине; но остановился и сказал, не оборачиваясь:

—     Не за тем я к тебе приехал! — в песке что-то мелькнуло; он разгрёб носком сапога, и плюнул. — Только ты не понял меня…

Ему и не надо было, чтобы его боялись. Но хотел, чтобы жизнь мимо не шла, как рыба мимо Витькиных соседей. Он что-то упустил в ней послед­нее время. А тут ещё жена…

Приехав домой, Крафт застал жену, лежащую на диване. В руках у Лили был модный журнал по ландшафтному дизайну. Она разглядывала искус­ственный водоём, возле которого мелькали жёлтые цветы, похожие на наши вербейники, и сравнивала журнальные растения с их таёжными со­родичами.

Иван Иванович ещё раз покосился на невзрачный цветок в журнале, и вдруг обозвал рыбака «идиотом, у которого под нарами на виду шкурки лежат!»

—     Пожалел его сегодня!..

—     А знаешь, как у нас в пионерлагере слово «идиот» шифровали? – невозмутимо спросила Лиля.

—     Как?

—     Идейный друг и отличный товарищ!

Инспектор взял журнал из рук жены:

—    Почему? — тряс он кудлатыми страницами. — Почему тебе всё рав­но, какая штора висит на нашем окне? Почему солонка на кухне забилась! Но при том очень интересует какой-то дрянной цветок на чужом болоте!

Раньше она бы возмутилась: «Не кричи на меня!» Но теперь только молча вызволила журнал, а он успел невольно отметить: какие красивые руки у его жены.

После разговора с инспектором на душе осталась оскомина.

Виктор даже затоптал следы его сапог на песке. Но уютнее на берегу не становилось.

Возле дома валялись потемневшие стружки, прошлогодние листья, ры­бья чешуя и морёная чайная заварка. Он взял грабли и, сгребая мусор, при­шёл к выводу, что жил как-то не так, что в желаниях своих ходил недалеко и жизнь свою мастерил, как этот домик, на скорую руку.

А наутро выпал снег, весенний рыхлый и нелепый. Он соскальзывал с обледеневших ивовых ветвей, ложился у берега, напитываясь тёмной вла­гой, истончался, крошился и скользил на камнях, уносимый течением мут­ной реки.

За поляной в распадке бежал родник. Вода в нём была всегда чистая и прозрачная: летом студёная, зимой тёплая.

Пристроив на обледеневшей гальке ведро, Витька разделся по пояс и, широко встав на два больших камня, отмывал локти от глины.

В таком виде его и увидела Лиля.

Она приехала на становище через три часа после получения по рации вызова.

—    Где больной? — с досадой спросила она.

—    Вот мы спалили горючку! — Возмутился шофёр медицинского «уа­зика», рыжий парень, веснушки на его лице перемешивались с мелкими ца­рапинами от пьяной драки. — А он здоровехонек!

—   Не пропадать же было настроению, — ответил Витька без тени сму­щения.

—    Нет, у него жар, — Лиля внимательно оглядела лицо рыбака. — Идём­те в дом!

У берега стояла лодка с задранным мотором, в корме собралась жёлтая вода с обломками серого плавника. На дне лежала мокрая пустая сеть.

—    Набери себе рыбы, — сказал Витька шофёру, кивнув на бочку возле дома.

Над рекой стояло серое марево, шёл снег с дождём. В домике было хо­лодно.

—     Сейчас печь растоплю!

Он приставил к полену большой нож и стал бить по нему ладонью.

—     Поедем в посёлок, — предложила Лиля.

—     Нет. У меня улов протухнет!

—     У тебя температура!

—     Пройдёт.

В печке затрещали тонкие лучинки.

—     Оставайся со мной…

Вошёл шофёр с резиновым ведром, сделанным из автомобильной ка­меры:

—   Стерлядку-то, поди, припрятал? — он растягивал слова, как бы вкла­дывая в них интонацию на разный случай: и задиристую, и простачковую.

Витя ничего не ответил.

—    Снег усиливается, Лилия Михайловна! — кивнул шофёр на окно. – Надо бы ехать.

—    Поезжай, — сказал Виктор, — я передам по рации.

Шофёр удивлённо посмотрел на фельдшера, как будто уже понял, что она останется:

—    Лилия Михайловна, что я мужу-то вашему скажу?

—    Да что видел, то и скажешь, — ответил за неё Витька.

—    Так вы едете?

Лиля покачала головой. Шофёр попятился к двери:

—   Вы что, Лилия Михайловна? — почти крикнул он с выпученными гла­зами. — Не зря, значит, в посёлке болтают! Вам здесь свиданье, а мне только лещей отмазаться?

—    Ещё откроешь свой рот, — Витькино лицо озарило пламя из печи, — кострюка вгоню в глотку!

—    Теперь я вижу, что ты больной!..

Но больше злить Витьку он не решился и выскочил из дома.

Слышно было, как машина разворачивалась, буксуя по рыхлому снегу.

Лиля считала себя умной женщиной, и как следствие того — холодной и расчётливой. Первое, чем она успокоила себя, было решение добиться того, чтобы шофёра перевели на другую машину. Но больше она злилась на Витьку:

—   Про мою шубу уже весь посёлок слышал! — сказала Лиля так, будто теперь ей долго придётся ходить в китайской куртке. — Давай ты больше не будешь напоминать мне о ней!

Ещё злилась она от того, что не могла долго оторваться от голого торса рыбака, когда он умывался в ручье, окатывая себя до затылка ледяной во­дой. Может, впервые в жизни она не сумела скрыть своего чувства, и даже открыто наслаждалась им.

За окном смеркалось, к домику ближе подступала тайга. Витька зажёг ке­росиновую лампу. Затем принёс котелок, в котором тускло блестели чешуйчатые спинки мышиного цвета, перемежаясь с острыми загнутыми носами:

—    Салман фиш!

Лиля придвинула лампу ближе, рассматривая живую рыбу. Фитилёк поперхнулся, мазнув копотью стекло.

—     Может, помочь? — предложила она, но потом брезгливо отпряну­ла, — ой нет, я боюсь!

Рыбак привычно вспарывал ножом светлые брюшки, обрызгав кровью ладони, держал одной рукой рыбу под жабры, а большим пальцем другой руки вычищал содержимое живота. Казалось, что рыба умирала, любя его.

—   Надо быстрее поесть! — сказал Виктор.

—   Ты проголодался?

—   Ночью некогда будет!

В душе шевельнулась тревога, но она верила в свои силы, и даже хоте­ла измотать их быстрее, страдая от холода, грязи в доме и шорохов тайги за окном.

—   Боже, чайник-то какой! «Антинакипин» по нему плачет!

—   Этот чайник год в тайге провисел на костровище. — Поднял Витька голову, будто хотел устранить какой-то непорядок в доме. — От него до сих пор дождями пахнет!

Лиля достала из сумки ароматизированные салфетки и протёрла ими ладони, всем своим видом показывая, что не чувствует себя здесь комфор­тно. Но не потому, что ей было холодно или неуютно, а из-за привычки к самостоятельности.

—   Печка дымит!

—   Сейчас глиной подмажу.

—   Ты даже не подготовился!..

Когда домик нагрелся, она сняла куртку и вязаную шапочку. Расчесала волосы:

—   Пропахну здесь дымом!

–      Это смотря кому нюхать, — Виктор потрогал пальцами влажную глину на печке, от которой шёл белесый дымок.

Его гостья опять натянула куртку, потому что рыбак слишком часто по­глядывал на ее голую шею. Она озирала домик, сравнивая с тем, что хотела увидеть: низкий потолок, закопчёные бревна, на нарах валяется спальный мешок и что-то похожее на подушку.

–      Мне приходилось ночевать на разных лавках, — успокаивала она себя вслух, вспоминая свои поездки к больным, — в диспетчерских будках аэропортов, в билетных кассах речных причалов…

–      На Севере-то? Это ты была ВИП-пассажиром, — засмеялся Витька, хлопнув себя по коленям. — Мне иногда приходилось в снег закапываться, возле этих вокзалов!

В большой сковороде жарилась рыба, брызгая жиром на чугунную пли­ту. Виктор принёс дров, припорошенных снегом. Потом ушёл за водой, и Лиля долго вслушивалась в его удаляющиеся шаги, потом где-то звякнуло ведро и, кажется, пискнула птица.

Потом Лиля вздрогнула оттого, что с хрустом ожил чайник на печке. Она поняла, что уже достаточно проверила свои чувства в тайге, чтобы вернуться к прежней жизни.

–      Мы будем говорить друг с другом всю ночь! — заранее предупредила Лиля, когда рыбак принёс воду и потирал мокрые ладони.

–       О чём? — присел он на корточки и спрятал под нарами топор.

«Действительно всё ясно, подумала она, заигралась барышня!»

Витя наблюдал за ней с улыбкой, гордый своей мужицкой смекалкой. Ему не терпелось сделать что-то ещё. Но не выказать внимание женщи­не, которая примчалась к нему сломя голову. Он опять вышел из избы, и Лиля слышала, как шуршал песок под днищем вытягиваемой лодки. Она чувствовала в нём настроение, будто он собирался уходить куда-то в ночь. Уж не на охоту ли собрался?

Когда он поставил сковороду на стол, Лиля достала из сумки фотогра­фии:

—   Посмотри, какое платье на мне было в Новый год!

Виктор взял их за краешек:

—   Это ты, такая?..

—   Какая? — засмеялась она, поправляя вырез свитера.

—   Породистая!

—   Но-но! — она ткнула кулаком ему в грудь. — Как про лошадь гово­ришь.

—   Чего тогда, — легонько свистнул охотник, — рябчика подманивать?

—   Тебя обманешь! — нарочно оговорилась она.

В глазах Витьки она видела азарт. Он даже не задумывался над тем: почему она осталась? Что она оставила, и чем рискует? Он не спеша грыз стерляжью голову, привычно перекусив длинный гибкий хрящ.

—  У тебя, наверно, мышей полон дом? — заметила она упавшую на пол рыбную косточку.

—    Мыши страшны, если шкурки погрызут!

Наверно, они забираются к нему в спальный мешок. Нет, это не тот человек, который сможет утешить женщину в минуты тоски или сомнений!

Лиля пыталась проникнуть в тайну его спокойствия и каких-то злорад­ных сборов. Витька не суетился, не обхаживал её. Он выжидал, как ей каза­лось, будто самое интересное в этот вечер ещё не произошло.

—  Когда ты меня впервые увидел, какой я тебе показалась? — спросила она, хотя уже поняла, что их общие воспоминания могут быть очень раз­личны и даже обидны.

—    Породистой!

—    Опять?

—  Сразу! — выдохнул Витя упрямо. — Все движения, повадки… даже глупости твои!

—  Какие глупости? — торопливо спросила она, словно их у нее было множество.

—  Когда газон стригла ножницами! Ты сидела на корточках, повернув­шись спиной к улице. — Витька обвёл ладонями гитарный силуэт, в кото­ром она должна была угадать свои бедра. — Ты так красиво стригла! Никого не видела и не слышала!..

Он вдруг осёкся и прислушался. На стекле окна отражался огонь лампы.

Вскоре и она расслышала звук мотора и, взглянув на Витьку, подумала: дождался!

Когда машина уже юлозила по береговому песку, рыбак вытащил из- под нар какой-то мешок и быстро вышел. Лиля догадалась, что он подо­шёл к реке и бросил мешок в воду. Раздался голос её мужа: «Свети фарами сюда!» Машина медленно спускалась к воде, потом опять крик: «Задержать его!» И спокойный ответ: «Да я никуда и не бегу».

Виктор вернулся в дом и сел на лавку рядом с Лилей.

Они слышали и догадывались, что люди на берегу осматривали Витькины следы до воды. Потом длинной жердью шарили по дну, переговариваясь о том, что мешок мог упасть на мелкое место или верёвка всплыть на поверх­ность. Даже брызги на борту лодки могли подсказать направление броска…

Лиля чихнула, мельком глянув на рыбака: даже здоровья не пожелал! Так было однажды в детстве. Лиля играла в прятки и сховалась в дедушки­ном сарае. Снаружи слышались голоса ребят, её искали вслух: под телегой нет, в малине нет, в сарае — заглянула вихрастая голова — тоже нет! Чем дольше не могли её найти (дети уже нарвали огурцов и смачно грызли их), тем больше росло в душе чувство какой-то потерянности. Девочка стала чихать, чтобы себя обнаружить.

Наконец дверь домика распахнула чужая рука. Вошёл инспектор, забрызганный водой. В руках он держал кожаный мешок. За ним два милиционера.

—   Это твой мешок? — с ходу спросил он у рыбака.

—    Мой.

—    Зачем выкинул его?

—  Не нужен стал, — хозяйским жестом Витька пригласил гостей за стол, — проходите, согрейтесь!

—    Это к делу не относится, — запнулся инспектор. И обращаясь к милиционерам, нетвёрдо сказал. — Свидетели видели, как ты бросал свёрток в воду.

Оба сержанта были приятелями Витьки и не раз приезжали к нему на рыбалку.

Возникло молчание. Витька нарушил его:

—    Любимой женщине хотел угодить!

Лиля вздрогнула, вот тебе и признание. Обидно стало не за то, что при чужих мужиках ляпнул, а что это неправда.

Крафт оглядел тарелки с жареной стерлядью:

—    Ладно, объедки — не в счёт!

—   Может, ребята поедят? — предложил хозяин милиционерам. — Мы толь­ко что отужинали.

Инспектор поморщился, брезгливо одёрнув руку от грязного спаль­ника на нарах. Да, тут ты прав! — Лиля следила за ним. Крафт был уверен в том, что её блажь сегодня и закончится:

—    Всё, хватит! Собирайтесь, поедем в посёлок!

Лиля смотрела на мужа в упор, чтобы он заметил негодование: почему задерживают её?! «Цветочки вместе садили!» — Крафт намеренно объеди­нил их, показывая свою решимость милиционерам: мол, теперь по ягодки пошли!.. А Витя спокойно открыл дверцу печки, набил её дровами. Погрел руки, показывая, что ему не хочется никуда ехать.

Инспектор взял мешок:

—    При понятых вскроем!..

До машины Витька шёл в расстегнутой куртке, насвистывая какой-то плёвый мотивчик. Лиля осторожно ступала новыми сапожками по мокрому снегу, стараясь держаться независимо, но чувствовала, что это её сопрово­ждают муж и сержанты, как главную незаконную добычу рыбака.

Снег не унимался.

Машину трясло на кочках. Кожаный мешок грузно лежал меж грязных сапог инспектора. А Витька сидел рядом с Лилей и смотрел в окно. «Что-то он задумал? Не может же так спокойно лезть в силки. Не такой человек… А мой, искоса поглядывала она на мужа, в мокрых штанах, победой упи­вается! Она осеклась: боже, который из них — мой-то? похоже, и сама не знаю…»

—    Ничего не хотите сказать? — не утерпел Крафт.

—     Вези быстрее, — зевнул рыбак в затылок инспектору. — Заберёшь своё добро — и до свидания!

—   Мне возвращать ничего не надо! — Крафт положил ногу на кожаный мешок. — Торговаться не буду!

Витька ёрзал на сиденье:

—    И не буду твоим должником!..

Дворники смахивали мокрый снег со стекла, скрипя и подскальзываясь в верхней точке.

—    Послушай, Ваня, — обратилась Лиля к мужу — чего ты хочешь?

Инспектор повернулся. Оба соперника смерили друг друга упрямым

взглядом.

—   Полюбовно договориться? — спросил Крафт. Милиционеры сидели безучастно.

—    Да. Так будет лучше.

—    Кому? — ткнул пальцем в сторону Витьки, — ему?

—    Мне, — ответила Лиля и почувствовала, как напряглось рядом плечо рыбака.

—   Ради тебя, — свёл Крафт мокрые колени, — я, конечно же, мог бы решить по-человечески…

—    Покурить надо, — сразу сообразил сержант, сидевший рядом с Витькой.

—   Останови машину, — приказал Крафт водителю. — Мы выйдем по нужде.

Он усмехнулся, не глядя на рыбака. Видимо, решил, что тот опять вы­бросит мешок, но в посёлке уже не будут смеяться над тем, что инспектор лазил в воду, мстя за жену.

Фары погасили, и три фигуры удалились подальше, спотыкаясь на об­леденевшей обочине. Косой снег быстро скрыл их, будто стёр из памяти. Лиля почувствовала такое безразличие ко всему и такую усталость, что ей захотелось просто положить голову на соседнее плечо и заснуть. Будь, что будет! Прижавшись к Витьке, она вспомнила ночное озеро и тёмный омут, куда утягивало её душу. Так бы нырнуть сейчас, и всплыть уже утром, на своей постели…

Когда инспектор вернулся, то увидел, что мешок лежал на прежнем ме­сте, а его жена и рыбак мирно дремали на заднем сиденье, прислонившись головами.

Остаток дороги ехали молча и глубокой ночью добрались до посёлка.

В отделении милиции Крафт бросил на скамейку грязный мешок ря­дом с домашней подушкой, на которой только что дремал дежурный. Крик­нул сонному лейтенанту:

—  Нужны понятые!

—  Где их взять? — удивился тот, глянув на часы, — три часа ночи.

—  Разбудите! Деда Васю с бабкой из соседнего дома.

—  Дело важное, — пошутил Витька, он был бодр и весел, — разоблаче­ние браконьера!

—   Сейчас всё установим.

Сквозь решётку железной двери показались две взлохмаченные голо­вы, прося воды.

—  Вот, — предложил лейтенант, — сейчас их выпущу, и будут нормаль­ные граждане, со всеми правами.

—   Не надо мне друзей-рыбаков! — отказался Крафт.

Привели стариков из соседнего дома. Дед хмуро кашлял, тряся задран­ной ото сна бородой. Бабка опасливо косилась на пьяниц за решёткой и была рада, что не пропустит первую новость дня.

—  При понятых, подойдите ближе, — сухим тоном начал инспектор. — Я вскрываю мешок, который только… пиши, — сказал дежурному, — кото­рый выкинул этот гражданин!

—  Дайте попить, — послышалось из камеры. — Не видать ничего… баб­ка отойди в сторону!..»

Крафт вспорол ножом кожаный мешок, и на стол высыпалась тяжёлая серебристая чешуя. Очень крупная. Как потом говорили в посёлке: русалочья!

Александр Пешков. Русалка. // «РУССКИЙ МIРЪ. Пространство и время русской культуры» № 9, страницы 456-461

Скачать тексты