Опубликовано Автор:

Андрей Дмитриев. «Ущемлённый в средостении славянофил» Рцы (И. Ф. Романов) в его неопубликованных письмах к В. В. Розанову.

Поделиться "Андрей Дмитриев. «Ущемлённый в средостении славянофил» Рцы (И. Ф. Романов) в его неопубликованных письмах к В. В. Розанову."

2,376 просмотров всего, 1 просмотров сегодня

Филолог, историк литературы, краевед. Родился 12 июня 1963 года в г. Урюпинске Волгоградской области. Кандидат филологических наук, заведующий Центром традиционалистских направлений в русской литературе Нового времени Института русской лите­ратуры (Пушкинский Дом) Российской Академии наук. В центре исследова­тельских интересов — литературная критика религиозных мыслителей, твор­чество славянофилов, консервативная журналистика. Подготовил научные издания малоизвестных сочинений H. С. Лескова, Н. П. Гилярова-Платонова, Ю. Н. Говорухи-Отрока, Р. Ивнева, эпистолярных комплексов этих авторов, а также И. С. Аксакова, К. П. Победоносцева, Б. И. Ордынского, П. П. Перцова, И. Ф. Романова-Рцы, В. Л. Кигна-Дедлова и др. Составитель библиографического указателя «Христианство и новая русская литература XVIII—XX веков» (2002); автор более 100 статей по литературоведению и около 600 заметок, брошюр и книг по краеведению Карельского перешейка. Член Союза писателей Санкт-Петербурга.

Цветные вкладки к статье Андрей Дмитриева “«Ущемлённый в средостении славянофил» Рцы (И. Ф. Романов) в его неопубликованных письмах к В. В. Розанову”

«УЩЕМЛЁННЫЙ В СРЕДОСТЕНИИ СЛАВЯНОФИЛ» РЦЫ (И. Ф. РОМАНОВ) В ЕГО НЕОПУБЛИКОВАННЫХ ПИСЬМАХ К В. В. РОЗАНОВУ

Философствующий публицист и эссеист рубежа XIX-XX веков Рцы (настоящее имя — Иван Фёдорович Романов; 1858-1913) — фигура до­вольно заметная даже в свою, изобилующую писательскими талантами, эпоху — его творчество с начала 1880-х годов во многом и предвозвещало идейно-тематические и стилевые открытия Серебряного века. Тем не ме­нее он оказался писателем «для немногих» и до сих пор известен прежде всего как литератор из окружения Василия Розанова1, до такой степени ему близкий не только по складу мышления, но и стилистически, что его в ре­дакциях газет и журналов нередко называли «маленьким Розановым»2. Сам же Розанов уготовил место своему приятелю в измышленной им категории «литературных изгнанников» — талантливых писателей, которые сказали нечто чрезвычайно важное и насущное, но которых, однако же, Россия проглядела, ро­ковым образом не заметила у себя.

В мае 2013 года исполнилось 100 лет со дня кончины Рцы, а в сентябре — 155 лет со дня его рождения. И хотя наследие юбиляра до сих пор не собрано, по-настоящему не введено в научный оборот и известно разве что очень любознательному читателю, уже первое приближение к излюбленным иде­ям и художественным приёмам Рцы убежда­ет, что его возвращение из «литературного изгнания» заполнит существенную лакуну в отечественной культуре.

И. Ф. Романов-Рцы. Из Розановской энциклопедии

Сошлёмся на авторитет опять же В. Ро­занова, который сегодня прочно утвердился в нашем сознании как писатель первого ряда, как один из великих. В своей исповедальной книге «Уединённое» он, совсем не лукавя и не преувеличивая, писал: «Трёх людей я встретил умнее или, вернее, да­ровитее, оригинальнее, самобытнее себя: Шперка, Рцы и Фл<оренско>го. <…> Замечательное в их уме, или, вернее, — в их душе, в их метафизиче­ской (до рождения) опытности, — было то, что они не знали ошибок; их суждения можно было принимать „вслепую“, не проверяя, не раздумывая. Их слова, мысли, суждения, самые коротенькие, освещали часто целую ми­ровую область. Все были почти славянофилы, но в сущности — не славяно­филы, а одиночки, „я“…»3.

Говоря о «почти-славянофильстве» Рцы, Розанов только подчёркивал, что тот не был человеком партии и приверженцем окостенелой догмы и что его отличала незаурядная оригинальность суждений. Сам Рцы опре­делял своё мировоззрение так: «Славянофил, но с оговорками»4. И в про­граммной статье «Итоги» (1894) подробно объяснял, в чём суть этих его «оговорок»-несогласий с классическим учением Хомякова, братьев Кире­евских и Аксаковых.

В жизни Рцы отчётливо выделяются три периода, которые оказались связанными с тремя главными городами русской истории: происходя из Черниговской губернии, он до 23 лет жил в Москве, где в 1877 году закон­чил Катковский лицей и в 1881-м — университет (кандидатом юриспруден­ции); далее, до 34 лет, — в Киеве, где чуть больше года (с ноября 1881-го по январь 1883 года) служил по судебной части, а затем решил жить вольным художником — на гонорары за свои статьи и юморески; последние же два десятка лет начиная с августа 1892 года прожил в Петербурге (правда, на восемь лет в 1896-1904 годах уезжал с семьёй в Гатчину; отсюда его извест­ный псевдоним Гатчинский отшельник).

В московский свой период Рцы увлёкся учением А. С. Хомякова и на всю жизнь стал горячим его приверженцем (особенно в сфере сравнитель­ного богословия, обличавшего изъяны католицизма). Тогда же, в самом на­чале 1880-х годов, Рцы, подобно А. П. Чехову, под разными псевдонимами публиковал юморески в журнале «Стрекоза»5.

Однако своим дебютом он считал статьи, напечатанные уже в киевский период, в 1883-1887 годах, в московской консервативной газете «Совре­менные известия». Рцы называл своим «настоящим» вхождением в лите­ратуру политическую статью «По поводу болгарских дел. Антракт» (1886), впервые подписанную криптонимом «Рцы» — старославянским названи­ем начальной буквы его фамилии (об этом псевдониме писатель говорил «…наиболее к нам как-то приросший…»6). Издатель-редактор «Современ­ных известий», видный мыслитель славянофильской ориентации Н. П. Ги­ляров-Платонов, для Рцы навсегда стал Учителем с большой буквы, причём «величайшим, гениальнейшим»7. Гиляров-Платонов же подумывал о Рцы как о ближайшем помощнике и преемнике и 23 ноября 1886 года писал ему в Киев: «Если бы Вы были здоровы, я бы Вас непременно перетащил в Москву <…> Вы прекрасно владеете пером, способны излагать очень ум­ные вещи в очень художественной форме; Вы литературная сила, и приме­нить её к делу ближе подходило бы к Вашему призванию»8. Тогда же Рцы обменялся несколькими письмами с И. С. Аксаковым, который 15 июня 1884 года слал ему лестные слова: «Хотя Вы и ученик <…> Хомякова, Кон­стантина Сергеевича <Аксакова>, Самарина и пр., но Вы самостоятельно восприняли основы их мировоз­зрения, и Ваши заметки блещут оригинальностью, свидетельству­ют о силе и глубокой искренности Ваших убеждений…»9.

Визитная карточка И. Ф. Романова-Рцы

С середины 1880-х годов на­чинается сотрудничество и с дру­гими столичными периодическими изданиями консервативно-охра­нительного направления, такими как: «Русское дело», «Благовест», «Русская беседа», «Гражданин», «Русский труд». В изданиях, имев­ших более широкий круг читателей (вроде петербургских газет «Новое время» или «Свет»), Рцы, как правило, фигура non grata, и именно по при­чине слишком яркой своей индивидуальности. Как раз на это он жаловался Розанову в письме от 25 ноября 1892 года, передавая слова издателя «Ново­го времени» А. С. Суворина: «Не хочу я вообще Рцы <…> я знаю, что он слишком твёрдо пишет. У него какой-то победный тон. Так может писать Катков. Он не по чину берёт»10.

Впрочем, для русской культуры куда более важным оказалось не идей­ное содержание публицистического наследия Рцы, а его значение как но­ватора литературной формы. Пусть его жанровые поиски, незаурядное языковое мастерство, смелые стилевые эксперименты были востребованы скорее не напрямую, а через посредство творчества его друга Розанова.

Получив от умершей бабки наследство и женившись на 20-летней ки­евской мещанке Ольге Ивановне Луцевич, Рцы издал сборник «Листопад» (М., 1891), который своей жанровой структурой, как дружно отмечали ис­следователи начиная с Б. В. Шклов­ского11, предвосхитил книги Розанова («В мире неясного и нерешённого», «Уединённое», «Опавшие листья»). Весь материал, довольно злободнев­ный по содержанию, характеризо­вался незавершённостью, отрывоч­ностью; это заготовки для газетных статей, этюды, афоризмы, полеми­ческие реплики, выписки из разных изданий, снабжённые остроумным комментарием, и др. Так состоя­лось литературное самоопределе­ние Рцы, о котором Розанов писал: «С трагедией в душе, он вечно шутил; он хотел рассказать анекдот среди крови и гробов, сам истекая в сердце кровью. „Рцы“ и „шутка“ неотделимы: тогда как мало было умов среди современников его, которые были бы так преданы самым высоким темам бытия, религии и истории»12.

И. Ф. Романов-Рцы и В. В. Розанов. 1901

Все эти тенденции получили развитие в основной, петербургский, период творчества Рцы, в который он стал особенно бравировать своим литературным юродством, склонностью к язвительному обобщению, сдо­бренному довольно причудливым балагурством, и нарочито провокаци­онному эстетству. За год до переезда в Петербург, в сентябре 1891 года, Рцы написал первое письмо Розанову, тогда ещё гимназическому учителю, в котором спорил с его трактовкой «Легенды о Великом инквизиторе» Достоевского. Так начались их тесные творческие и жизненные взаимо­отношения — сначала заочные, а вскоре и реальные, поскольку Розанов стал петербуржцем спустя полгода после Рцы и поначалу они без малого четыре года жили в одном доме на Петербургской стороне (ул. Павлов­ская, ныне Мончегорская, д. 4), в соседних квартирах — № 25 (Рцы) и № 1, затем № 24 (Розанов).

Весной 1892 года, готовясь к отъезду из Киева, Рцы в своей обычной шутливой манере писал Розанову, что он, тогда уже отец двух малолетних детей, «положил в душе перебраться за границу, то есть в финско-чухон­ский, немецко-ингерманландский Санкт-Петербург»13, чтоб продолжить прерванную чиновничью карьеру в Государственном контроле. Возглав­лявший это министерство видный общественно-религиозный деятель Т. И. Филиппов проектировал новый консервативный журнал и собрал в своём ведомстве целый кружок «поздних славянофилов», к которому примкнули и Рцы с Розановым. Однако орган, призванный творчески разви­вать идеи московских славянофилов 1840—1850-х годов, так и не состоялся.

Первые впечатления от Северной столицы оказались самыми неуте­шительными. Вскоре по приезду, 12 сентября 1892 года, Рцы поделился ими с Розановым: «Мерзкий, скверный Петербург. Всё здесь противно: и пого­да, и квартиры, и топография, и люди! Но есть и утешение. Как загрязнил­ся, постарел, осунулся, облупился СПб! Сомнения нет — конец СПб-скому периоду близок! Да и как сомневаться, когда само небо вступается за Ма­тушку Русь»14. С ноября 1892 года Рцы начинает регулярно публиковать­ся в газете князя В. П. Мещерского «Гражданин», подписывая свои статьи псевдонимом «Вл. Заточников», в который вкладывал смысл: заточённый в Петербурге славянофил.

В уже упоминавшейся статье «Итоги» Рцы развивал эту свою мысль: «Созерцать из прекрасного далёка прорубленное Петром окно, наблюдать за врывающимися в него заморскими ветрами и поднимаемою ими и кру­жащеюся в самой горнице отечественною пылью с высот златоглавого мо­сковского Кремля — это одно, а подойти вплотную к средостению, залезть в самую серёдку, в самую глухую норку, самую интимную щёлку петровско­го своенравного строения — это совсем другое»15.

Об этом критическом положении своём и нескольких единомышлен­ников («славянофилов с Петербургской стороны», как называет их Рцы) и о нравственном грузе ответственности за судьбы учения, завещанного от Хомякова — Киреевских — Аксаковых, он пишет и в статьях, и в письмах к Розанову. В 1894 году Рцы исповедовался перед последним: «…выскажу ту вечную боль, которую я, „обломок славянофильства“, как Вы, помнится, удостоили меня как-то назвать, ношу в своём сердце то чудное, несрав­ненное самодержавие, которое проповедовали славянофилы и которого нельзя не любить, пред которым безумно было бы не преклоняться — его никогда не было, нет, увы! и следа в настоящем, и… и…

Вот тут и начинаются мучения Гамлета. Да возможна ли сказочная Шехерезада славянофилов?

Со всею страстностью непоколебимого убеждения они говорили: да, да! Наше самодержавие, розовое самодержавие вполне возможно, оно идёт уже, оно близко… Хорошо им было судить из прекрасного далёка! От творящегося идеала их разделяло пресловутое „средостение“, но вот один из „обломков славянофильства“ попал в самое это средостение… Я даже хотел бы издать сборник своих петербургских статей под общим заглави­ем „Ущемлённый в средостении славянофил. Впечатления и заметки“»16.

Постепенно Рцы, однако, теплеет по отношению к Северной столи­це, но, как ему свойственно, с особыми оговорками. В одной из заметок, увидевших свет в газете «Русский труд», которую издавал его с Розановым общий приятель С. Ф. Шарапов, Рцы образно определял своё отношение к главным русским городам и, соответственно, к основным периодам как отечественной истории, так и собственной жизни. Приведём простран­ную цитату, демонстрирующую, между прочим, достоинства публицистики Рцы: «Воля Ваша, Москва и Киев — это одно и то же. В Москве я прожил школьные годы, в Киеве — молодость, и положительно утверждаю: воис­тину, это „один дух, одно крещение“17. Как тут, так и там каждый холм пред­ставляет страницу неписаной летописи, каждая пядь земли, название лю­бой улицы полны глубокого смысла, вызывают не просто ряд исторических воспоминаний, а заставляют сильнее биться сердце, нежнее чувствовать, утончённее мыслить и любить, любить без конца эту Россию…

В Петербурге… первая линия, вторая линия… третья рота, четвёртая рота, проспект так, проспект этак, большой проспект, средний… малый…

Уясняете ли Вы себе суть дела? Именно потому, что Москва не рота, именно потому, что Киев не линия, именно потому, что Россия не про­спект, русский человек из Киева так просто и легко сходится с русским человеком из Москвы. <…> Всё это обусловливается сознанием, радост­ным ощущением, что оба они, и сколько бы их ни было, русский человек из Москвы, русский человек из Киева, русский человек из Калуги, русский человек из Полтавы или житель последней захолустной русской деревуш­ки, — все они дома.

Приложимо ли это понятие „дома“ к Петербургу? <…> Нет, смело утверждаю: нет! Почему? Потому что господствующий интерес Петер­бурга, его жизненный нерв, то, что создаёт местный колорит, кладёт пе­чать определённости на вещи, образует черты лица, — это <…> чиновник, разумею чиновника в собирательном смысле, чиновника как огромный факт нашей истории и как всевластный принцип нашей жизни.

Существует не пять, но шесть частей света: Европа, Азия, Африка, Америка, Австралия и Петербургский Чиновник»18.

Придя к этим выводам, Рцы призывал единомышленников, прежде все­го Розанова и Шарапова, исследовать и понять «чиновничий», постпе­тровский период русской истории, а значит, простить — и двигаться далее в творческом применении учения славянофилов к современности.

Да и вообще, Рцы в письмах к Розанову с удовольствием входит в роль многоопытного ментора, несколько свысока поучающего талантливого, но не окрепшего ещё в истинно православной вере писателя (неважно, что тот на два с половиной года старше). Оправдывает себя Рцы высшими интересами: недостаток у него талантливости — его немощная «рамолитичность» — не даёт ему возможности самому сказать то новое слово, в кото­ром нуждается Россия. В 1895 году он пишет Розанову, что с начала их пере­писки он в нём «действительно любил гениального ребёнка, разумея под последним термином: неовладенностъ (фу, ты такое слово!) материалом, пропорциональная доверчивой способности выслушать того, кто владеет материалом, но увы! будучи рамолитиком, никогда не сумеет сам выска­зать. Таковы отношения Каткова и Леонтьева, причём роль гениальн<ого> ребёнка вполне подходит к Каткову, а мудрого дядьки — Леонтьеву»19.

Пара знаменитых публицистов М. Н. Каткова и П. Н. Леонтьева, издавав­ших вместе и самую влиятельную русскую газету «Московские ведомости», и журнал «Русский вестник», публиковавший наиболее художественно зна­чимые произведения своего времени, не давала покоя Рцы и в дальнейшем. 26 мая 1901 года, он писал Розанову: «Грустно, грустно, невыразимо грустно! А могли бы мы, Брате, на серебре есть и в своих домишках жить — не говоря уже о литературном значении, — если бы сумели создать фирму „Катков и Леонтьев“, в видах основания собственного органочка…»20.

Рцы без устали подвергает строгой критике новые статьи Розанова, которые тот нередко доставляет ему в неперебелённой рукописи: «Нужно же понимать, мой бестолковый ученик! <…> Подчеркнутые вчера вещи написаны хорошо, а скверные — поверьте же — неизменно ждут исправле­ния или ещё лучше… переписки наново»21. И не устаёт настаивать, что это учительство даже не право, а долг его: «Сколько раз я Вас учил… Ну, не на­хальство ли? Какой-то полуторавершковый Рцы учит, смеет поучать трёх­саженного Розанова? Не будем препираться о словах, не станем подыски­вать аналогий, но факт останется фактом: ум архи-централъный, хотя бы и с булавочную головку, всё-таки будет играть роль столицы по отношению к уму периферическому, пусть эта столица держится только преданием, пусть по внешности городишко не уступает заштатной руине, пусть блеск и власть перешли в Манчестер… Многого, многого центрального Вы ещё не знаете, не продумали, не прочувствовали, не переиспытали, не сложили в „запасный капитал“ духовного опыта…»22.

Отношения Рцы и Розанова не были безоблачными. А в начале 1900-х годов они сильно омрачились — тогда Рцы обиделся, что приятель, став по­стоянным сотрудником «Нового времени», не содействовал публикации здесь его статей. Последовал кратковременный разрыв. 16 июля 1900 года Рцы прощался: «Просто считайте, что я умер! Был человек — нет человека! Осталось гладкое место, ну, и танцуйте канкан, играйте в лаун-теннис»23. В 1906 году, после публикации Розановым злого памфлетного очерка о Рцы «Среди людей „чисто русского направления“», переписка оборвалась.

Но до этого было семейное общение в Павловске, где в течение вось­ми лет жили Романовы (в августе — сентябре 1896 года их постигло страш­ное горе: смерть от скарлатины троих сыновей, и они для спасения других детей переехали за город), и поддержка Розановым издательских проектов Рцы, оказавшихся, правда, малоуспешными (в 1904 году журнал «Летопи­сец», в 1907-1913 годы «Литературная газета „Рцы“»).

В конце 1905 года в жизни Рцы разразилась катастрофа: в связи с пре­образованием Министерства земледелия, где он тогда служил, ему в октябре прекратили выплату жалованья, а в декабре окончательно уволили с не­большой пенсией. Её никак не могло хватить на сколько-нибудь сносное существование семьи из 9 человек (шестеро детей, жена, тёща), для кото­рой он был единственным кормильцем. 20 октября 1911 года Рцы «был пер­вый раз поражён параличом левой половины тела»24. В ночь с 5 на 6 января 1913 года с ним снова случился апоплексический удар, вторично парали­зовавший левую руку и ногу, от чего он уже не оправился, и вскоре, 16 мая, его не стало…

Публицист Д. П. Якушев в некрологе покойному товарищу так охарак­теризовал его: «И. Ф. Романов не сказал большого слова, но во всём его существе было что-то „своё“, ему одному присущее, какие-то „свои“, кры­латые, не выдуманные, но шедшие от сердца, а потому и искренние мысли, основой которых было первичное, апостольское христианство»25. Розанов давал своему приятелю более высокую оценку: «Он отличался необыкно­венно сильным и проницательным умом, обширной начитанностью в ли­тературе, истории и богослужении, но эти качества, которые могли бы вы­двинуть его в первые ряды публицистической литературы, сопровождались слишком капризной и оригинальной формою выражения, формою пись­ма, которая была очень хороша „на любителя“, но сыграла роковую роль в признании его вообще читающим обществом»26…

Длившаяся 15 лет переписка с Ро­зановым относится к наиболее ценной части наследия Рцы. Она готовилась к публикации в серии книг под названи­ем «Литературные изгнанники» (вы­шел только один том): Розанов частично пронумеровал письма Рцы, продумывал свои примечания к ним — сохранился ряд заранее проставленных отсылоч­ных звёздочек. Приступил к воплоще­нию в жизнь этого проекта в 1985 году поэт и критик Ю. П. Иваск, продолжил в 2000 году литературовед и культуролог С. Р. Федякин27. Однако основная часть эпистолярного комплекса ещё ждёт своих публикаторов.

В. В. Розанов с женой Варварой и дочерьми Татьяной и Верой. СПб., 1896. Фото И. Ф. Романова-Рцы

Письма, избранные для настоящей публикации, представляют основные грани дарования Рцы — религиозно­го публициста, страстного поборника «идеи вселенской соборности», и ори­гинального мыслителя-парадоксалиста, тонкого литературного критика и юмо­риста, доходящего в своих всегда остро­умных рассуждениях до озорства, ко­торое подчас оказывалось сродни хулиганству. И вместе со всем этим, на наш взгляд, — такого уровня художника слова, каких и в богатой на таланты литературе Серебряного века было немного. Отражают они события 1892 1896 годов: первое письмо отправлено из Киева, за три месяца до отъезда в Петербург; последнее написано вскоре после переезда с Петербургской стороны в Гатчину.

Выделим проникнутое тёплым юмором пространное письмо от 15 ок­тября 1986 года, представляющее собой религиозно-философское эссе и словно бы иллюстрирующее характеристики Розанова в «Опавших ли­стьях»: «У Рцы в желудке — арии из „Фигаро“, а в голове — великопостная „Алилуия“. И эти две музыки сплетают его жизнь»; «…Рцы, которого пере­делав, Бог — плюнул с отвращением и отошёл. С тех пор Рцы всё бегает за Богом, всё томится о Боге, и говорит лучшие молитвы, какие знает мир (в себе, в душе). Увы: литературно это почти не выразилось»28. В письме 1896 года писатель развивал свою задушевную мысль о том, что в основе смирения человека перед Богом лежат низменные стороны его жизнедея­тельности: процесс пищеварения и половой инстинкт.

Все письма печатаются впервые по автографам, хранящимся в Россий­ском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ), в фонде В. В. Розанова: Ф. 419. On. 1. № 616. Л. 84-86, 89-89 об., 112-116 об., 166 167а. Тексты подготовлены нами при участии С. Р. Федякина. Курсивом выделено подчеркнутое Рцы, а подчеркиванием — выделенное Розановым при чтении писем; полужирный шрифт обозначает двойное подчерки­вание. Пунктуация была отчасти приближена к современным нормам; по мере возможности сохранена характерная для писательской манеры Рцы вариативность в начертании букв, их наклоне, обведении с нажимом и без, величине, и др., с помощью которой он эмоционально либо логически вы­делял отдельные слова и выражения.

Андрей Дмитриев. «Ущемлённый в средостении славянофил» Рцы (И. Ф. Романов) в его неопубликованных письмах к В. В. Розанову. // «РУССКИЙ МIРЪ. Пространство и время русской культуры» № 8, страницы 5-15

Цветные вкладки к статье Андрей Дмитриева “«Ущемлённый в средостении славянофил» Рцы (И. Ф. Романов) в его неопубликованных письмах к В. В. Розанову”, прилагаемые в печатном издании альманаха

PPS (постпостскриптум) к письму И.Ф. Романова-Рцы В.В. Розанову от 31 декабря 1903 года
“Бешеный восторг РЦЫ по прочтении депеши” (к письму Рцы от 17 мая 1892 г.)
Знамя вселенской соборности, башня славянофильства и змея папизма (к письму Рцы от 17 мая 1892 г.)
Шуточная реклама краски для волос с профилями В.В. Розанова (письмо Рцы от марта -мая 1893 г.)

Скачать статью

 

 

Примечания

 

  1. Ср. название публикации, возвращавшей имя писателя современному читателю: Федякин С. Вокруг Розанова: Рцы // Литературная учёба. 2000. Кн. 4. С. 106-108.
  2. Перцов П. П. Литературные воспоминания, 1890-1902 гг. М.: Новое лит. обо-зрение, 2002. С. 212.
  3. Розанов В. В. Листва: Уединённое. Опавшие листья. М.: Республика; СПб.: Ро-сток, 2010. С. 56, 57. (Собр. соч.: В 30 т.; Т. 30).
  4. Гражданин. 1894. 15 окт. (Ха 284). С. 2.
  5. См. «…На этой почве страстной, обоюдной любви к делу…»: Письма Рцы (И. Ф. Романова) к П. П. Перцову / Публ. А. П. Дмитриева // Ежегодник Рукопис¬ного отдела Пушкинского Дома. СПб.: Дмитрий Буланин, 2011. С. 692-693 (письмо от 30 января 1905 г.).
  6. См.: Рцы. Архив писателя: Указатель статей // Литературная газета «Рцы». 1912. № 15 (Нояб.). С. 4.
  7. Письма И. Ф. Романова (Рцы) к В. В. Розанову / Публ. С. Р. Федякина // Литера-турная учёба. 2000. Кн. 4. С. 116.
  8. «Многое тут разбросано искрами глубокой мысли…»: (Письма Н. П. Гилярова- Платонова к И. Ф. Романову-Рцы) / Вступ. ст., подгот. текста и коммент. А. П. Дми-триева // Возвращение Н. П. Гилярова-Платонова: Сб. ст. и материалов. Коломна: Изд-во КГПИ, 2007. С. 305.
  9. Русское дело. 1886. 5 июня (Ха 6). С. 13.
  10. Письма И. Ф. Романова (Рцы) к В. В. Розанову. С. 162.
  11. См.: Шкловский Б. В. Литература вне «сюжета» // Шкловский Б. В. Гамбургский счёт. М., 1990. С. 134.
  12. Розанов В. Иван Фёдорович Романов («Рцы»): (Некролог) // Новое время. 1913. 22 мая (Ха 13359). С. 5.
  13. Письма И. Ф. Романова (Рцы) к В. В. Розанову. С. 129.
  14. Там же. С. 151.
  15. Гражданин. 1894. 21 окт. (Ха 290). С. 2.
  16. РГАЛИ. Ф. 419. Он. 1. Ха 616. Л. 118 об.-119 об.
  17. Апостольское выражение (Еф 4: 4, 5).
  18. Рцы. Обмен мнений // Русский труд. 1897.19янв. (Ха 1). С. 18.
  19. РГАЛИ. Ф. 419. Он. 1. Ха 616. Л. 141.
  20. РГАЛИ. Ф. 419. Он. 1. Ха 616. Л. 232.
  21. РГАЛИ. Ф. 419. Он. 1. Ха 616. 141 об.
  22. РГАЛИ. Ф. 419. Он. 1. Ха 616. 142 об.
  23. РГАЛИ. Ф. 419. Он. 1. Ха 616. Л. 206.
  24. ИРАН. Ф. 540. Он. 2. Ха 1582. Л. 8.
  25. Дм. Я-в < Яку шее Д. П.>. И. Ф. Романов (Рцы): (Некролог) // Россия. 1913. 18 мая (Ха 2303). С. 3.
  26. Розанов В. Иван Фёдорович Романов («Рцы»): (Некролог). С. 5.
  27. Письма И. Ф. Романова (Рцы) к В. В. Розанову / Публ. Ю. Иваска // Новый журнал. <Нью-Йорк>, 1985. Кн. 159 (Июнь). С. 154-195; Кн. 160 (Сент.). С. 202- 218; Письма И. Ф. Романова (Рцы) к В. В. Розанову / Публ. С. Р. Федякина // Литературная учёба. 2000. Кн. 4. С. 108-179.
  28. Розанов В. В. Листва: Уединённое. Опавшие листья. С. 168, 311.