Лев Брандт. Беркуты

1,328 просмотров всего, 1 просмотров сегодня

В клетке величиной с небольшой двухэтажный дом жили пернатые хищники. Они часами неподвижно дремали на выступах засиженной бетонной скалы и, казалось, не видели ни снующих мимо людей, ни чахлых деревьев с запылёнными жёлтыми листьями, ни бледного, выцветшего неба.

В глубине их тусклых, будто сонных глаз навсегда застыли картины далё­кого прошлого: угрюмые скалы, глубокие пропасти, искривлённые бурей могучие деревья, низкие тучи и небо, бездонное и синее.

Только красные коршуны со взъерошенными перьями вяло бродили по земле и кричали тонко, пронзительно, словно грозили плавающим невдалеке, таким же пленным лебедям, гусям, уткам.

Все пленники жили в этой клетке давно, свыклись с неволей, вели себя тихо, но изредка, словно увидев дурной сон, кто-нибудь срывался с места и, вцепившись когтями в стальную сетку, с размаху исступлённо бил по ней крыльями, пока, утомлённый, не падал вниз. После этого в клетке сразу же начинались ссоры и драки.

Собранные с разных концов света, с разными характерами и привыч­ками, птицы гордо не замечали друг друга. Но чем дольше они сидели в неволе, тем раздражительней становились, и драки часто возникали, каза­лось бы, и без всякой причины.

Только две птицы никогда не принимали участия в общих ссорах и пота­совках. Неподвижные и хмурые, сидели они на самой вершине бетонной скалы, полузакрыв большие, затуманенные глаза. Это были два самца беркута: когда младшего из них ещё не оперившимся птенцом вынули из гнезда, старший просидел в этой клетке уже более пятидесяти лет.

На темно-бурых плечах его уже тогда были белые перья — признак насту­пающей старости. С тех пор прошло десять лет. Светлое оперение млад­шего орла с возрастом потемнело и стало бурым, а белые перья на спине у старшего слились в одно большое пятно, занявшее оба плеча.

Теперь беркуты были разной расцветки, но судьба у них была одна —

навсегда повисла стальная сетка. Никто из них ни разу не поднимался выше макушки этой загаженной, сооружённой людьми скалы.

Но они, казалось, не замечали ржавой сетки. Спокойные и гордые, дре­мали они на скале, полураспустив крылья, как будто отдыхали после дол­гого полёта. Всё, что делалось в клетке, их не интересовало. Даже в минуту всеобщих потасовок они оставались задумчивыми и безучастными.

Но по временам они вздрагивали, тусклый их взгляд оживал, а в глазах загоралось холодное голубое пламя. Беркуты приподнимались, напрягали мышцы, шевелили крыльями, но не трогались с места, — это когда высоко в небе, трубя, курлыкая или гогоча, проносились косяки и цепочки разных перелётных птиц.

Птицы исчезали за городом, но беркуты ещё долго стояли, полураскрыв крылья, как будто собирались вот-вот взвиться кверху.

Иногда они видели, как в недоступной для человеческого глаза вышине следом за косяком, не делая ни одного взмаха крыльями, плыла по воздуху тёмная точка. В ней орлиный глаз без труда узнавал свободного родича.

В часы кормёжки птицы дрались постоянно. Первыми к мясу бросались коршуны. Они хватали самые большие куски, но редко успевали их унести. Пара серых грифов налетала на коршунов и отнимала мясо. Ближайший родственник грифов — чёрный, с голой головой и шеей и белым воротни­ком кондор — вступал в драку с грифами за лучший кусок. Орлан-белохвост врезывался в гущу сражения и наносил удары направо и налево.

Но драка вдруг стихала, когда сверху один за другим падали беркуты. Раздавался пронзительный, короткий орлиный клёкот, и остальные хищ­ники, забыв о голоде, ковыляя, торопливо отходили прочь. Беркуты не торопясь выбирали самый лучший кусок и, захватив его когтями, под­нимались с ним на вершину скалы. Ни разу не было случая, чтобы они не поделили кусок.

Их дружба началась с тех пор, когда молодой беркут впервые попал в эту клетку и, спасаясь от преследовавших его грифов, взлетел на самую вершину скалы, во владение старого беркута, куда ни одна птица садиться не смела. С тех пор уже десять лет обе птицы держались вместе.

Был конец сентября.

На деревьях в саду ещё висели жёлтые листья. С утра на бледном небе появились прозрачные облака, похожие на растрёпанные седые космы. Облака эти не закрыли солнца, но оно побелело и стало холодным. Солнечные блики, скользившие по чёрной осенней земле, походили на блики лунные.

К вечеру подул северный ветер и ещё до темноты сорвал все листья с деревьев. Ночью начался шторм. На реке тревожно завыли гудки парохо­дов. Ветер колотил по железным крышам; казалось, что где-то непрерывно стреляют из пушек.

Звери забились в самые дальние углы и молчали. Только две гиены дико выли в темноте всю ночь, словно передразнивали ветер.

Огромная клетка с птицами шаталась и скрипела. Почти все пленники оставили в эту ночь свои насиженные места и укрылись за скалами с подве­тренной стороны. Только на самой вершине остались сидеть неподвижные, молчаливые беркуты.

Утром, когда загорелась заря, старый беркут открыл глаза, привычно повернул голову навстречу солнцу и замер. С тех пор как покинул гнездо, впервые не увидел он над своей головой сетки.

Старая, проржавевшая проволока лопнула, не выдержав ударов ветра, и теперь над самой головой беркутов зияла большая дыра. Оба орла как заворожённые смотрели на свободное небо, но не трогались с места.

Так прошёл час, ещё час и ещё…

Взошло холодное, словно остывшее за ночь солнце. И только тогда слу­жители зоосада увидели широкую дыру в куполе и двух беркутов, непод­вижно сидящих на вершине скалы, словно охраняющих выход из клетки.

Быстро собрались люди, они принесли с собой пожарную лестницу и большой кусок брезента. Орлы не сделали ни малейшего движения, они, казалось, даже не замечали суеты внизу. Только когда работник уже забрался на клетку, старший орёл тряхнул головой, словно отогнал сомне­ние, подпрыгнул и очутился на воле. Следом за ним выскочил младший.

Несколько секунд они сидели в двух шагах от человека, потом разом взмахнули крыльями и, оттолкнувшись от клетки, поднялись в воздух.

Тяжело, неуверенно и часто махая крыльями, они пролетели немного и грузно опустились на вершину первого попавшегося дерева. Отдохнув, они опять поднялись и закружились над садом.

Утки и гуси в бассейне, увидев их, с криком бросились в разные стороны и попрятались под мостки. Но беркуты не обратили на них внимания, они кружились над садом, как будто не решаясь расстаться с местом, где прошла вся их предыдущая жизнь.

Наконец они поднялись выше и, высмотрев самое высокое в городе здание с золотым куполом, плавно опустились на толстый блестящий крест. Несколько раз они поднимались в воздух, кружились над городом — учились летать — и снова возвращались на место. Казалось, привыкнув к неволе и людям, они не могли улететь от них, даже получив свободу.

Заночевали они в огромном, сверкающем огнями городе. Ночью птицы не спали. Они следили за движущимися разноцветными огнями, прислуши­вались к гудкам автомобилей, часто вздрагивали и ерошили на шее перья.

Буря, бушевавшая двое суток, к утру стихла. Перед зданием, на кото­ром заночевали орлы, лежала широкая площадь. Вокруг площади спешили на работу люди, мчались автомобили. Сама площадь была пустынна, только в центре её неподвижно стоял милиционер да неподалёку от него прыгала и шумела стайка воробьёв.

Беркуты равнодушно смотрели на площадь, на снующих вдали людей и не трогались с места. Вдруг они, оба разом, вздрогнули и слегка подались вперёд. На площади появилась большая рыжая кошка.

Увидев воробьёв, она припала к земле и медленно начала приближаться к стае. Воробьи суетились, ожесточённо галдели и не замечали опасности. Кошка всё ближе и ближе подкрадывалась к ним, каждую минуту готовая к прыжку.

Орлы, не спуская глаз, следили за кошкой сверху. Кошка прокралась у самых ног милиционера, но тот не обратил на неё внимания.

Воробьи заметили опасность, когда расстояние между ними и кошкой сократилось до метра. Стая шумно вспорхнула, а за ними, как подброшен­ная пружиной, вдогонку прыгнула кошка. Прежде чем она снова успела опуститься на землю, нечто похожее на большой бурый камень со свистом разрезало воздух, и в самом центре города, на глазах у людей, в двух шагах от милиционера невиданных размеров птица расправила крылья и, подхва­тив испуганно орущую кошку, поднялась с нею вверх.

Кошка кричала надрывно и билась в крепко схвативших её мохнатых лапах. Когти орла глубоко вонзились в кошачье тело, рвали внутренности; старый беркут описал круг и опустился вместе с добычей на крышу.

Как только кошка почувствовала под ногами опору, она, преодолевая боль, изогнулась, как змея, и впилась зубами в ногу беркута. Это был боль­шой жилистый бродячий кот, привыкший к схваткам и умевший за себя постоять. Почувствовав смертельную опасность, он бешено защищал свою жизнь.

Беркуту, шестьдесят лет просидевшему в неволе, не удалось сразу с ним справиться. Окровавленный кот вырвался из его когтей и бросился уди­рать вдоль водосточного жёлоба. Ещё секунда — и он скрылся бы в слухо­вом окне. Но сверху его поджидал новый враг. Это был второй беркут. Он одной лапой вцепился в спину кота, а другой — ударил его по голове и сразу оглушил и ослепил жертву.

Кошка вскрикнула и умолкла.

Наевшись, беркуты долго сидели на краю крыши, полураспустив крылья, и блестящими глазами, без тени страха смотрели вниз на людей.

Затем младший взъерошил на затылке перья, громко крикнул и оттолк­нулся от крыши. В этом крике впервые прозвучали сила, гордость и радость обретённой свободы. Беркут закружился над площадью, легко и плавно уносясь ввысь.

За одни сутки орёл, выросший в неволе, научился летать. Медленно и мощно взмахивал он крыльями, потом широко расправлял их и парил бесконечно долго, не делая больше ни одного движения. Чуть-чуть коле­блясь и ловя крыльями ветер, он поднимался всё выше и выше.

Старый орёл замер и не мигая наблюдал за полётом товарища. Потом он молча расправил крылья и тоже поднялся в воздух. Но недолго покру­жился над площадью, быстро опустился на крышу, где ещё лежали остатки первой в его жизни добычи.

А младший, вычерчивая широкие круги, делался всё меньше и меньше, потом превратился в едва заметную точку и скоро совсем исчез из глаз. И уж тогда — медленно, не торопясь — поднялся в воздух белоплечий беркут.

Словно испугавшись холода в верхних слоях воздуха, он кружился над городом низко, то опускаясь на крыши, то снова поднимаясь кверху. Перед заходом солнца он взлетел ещё раз; сделав широкий круг над городом, он по спирали поднялся к облакам и замер там, как будто высматривая добычу. Но вдруг, сложив крылья, камнем полетел вниз. И мягко опустился на купол своей клетки.

Он сидел наверху своей клетки — бурый, неподвижный — и, как прежде, не обращал внимания на своих бывших сожителей. Только когда орлан- белохвост занял его место на скале, он расставил крылья и закричал, стара­ясь просунуть голову в сетку, чтобы согнать захватчика.

Ночью его пытались поймать. Но беркут грозно снялся с места и улетел в темноту, шумно махая крыльями.

Весь следующий день он кружился над городом и уничтожил на крышах несколько кошек. Каждый раз, расправившись с жертвой, он ерошил на затылке перья, поднимал голову и пристально всматривался в небо, как будто ждал, что там вот-вот появится его долголетний товарищ.

Ночевать он прилетел на клетку. Поймать его удалось только через неделю.

Очутившись в клетке, в которой просидел шестьдесят лет, он повёл себя так, будто впервые попал в неволю. Беркут забыл, что у него здесь есть своё привычное, насиженное место. Он жалобно кричал и бился о стальную сетку, пока не повредил себе крыло.

Старый служитель, всю жизнь проживший с пленными птицами и сам ставший чем-то похожим на птицу, долго наблюдал за ним и сказал, с сожа­лением покачав головой:

— Такую птицу испортили! Раз птица волю узнала, никуда она теперь не годна. Всё равно пропадёт. А ей бы ещё жить да жить.

Но беркут вскоре пришёл в себя. Прыгая по уступам, он забрался на обычное место и замер, насупившись. Казалось, что служитель ошибся и что беркут смирился с потерей недолгой свободы. Хмурый, груз­ный, он сидел на вершине своей скалы, напряжённым взглядом смотрел не то на небо, не то на место в куполе клетки, где недавно была дыра.

Он каждый раз вздрагивал, когда мимо пролетала птица.

Ещё через неделю его нашли мёртвым.

Он лежал на спине, широко раскрыв крылья и повернув набок голову с толстым изогнутым клювом. Застывшим мутным глазом он смотрел на солнце.

Старый служитель долго смотрел на распростёртую птицу, потом вздох­нул, поднял беркута и вышел с ним из клетки.

Лев Брандт. Беркуты. // «РУССКИЙ МIРЪ. Пространство и время русской культуры» № 7, страницы 232-236

Скачать текст