Поделиться "Иван Иванович Лаппо. Письма С. Ф. Платонову 1910–1918 годов"
1,697 просмотров всего, 1 просмотров сегодня

ПИСЬМА С. Ф. ПЛАТОНОВУ (1910-1918)1
Письма из Юрьева 1910-1911 гг.
[л. 4-6]
[27.12.1910]
Глубокоуважаемый Сергей Феодорович!2
Позвольте поблагодарить Вас за Ваше письмо, полученное мною 22 декабря, а вместе с тем поздравить Надежду Николаевну3 и Вас с Рождественскими праздниками и наступающим Новым Годом.
Ваше пожелание, чтобы я представил мою книгу4 в качестве диссертации в Москву, а не в Петербург, окончательно убедило меня в правильности моего решения это сделать. Не скрою от Вас, что я довольно долго колебался в этом решении в последний год работы над моею книгою. С.-Петербургом я связан всею моею жизнью до 1905 года, когда я получил кафедру в Юрьеве, и Петербургский Университет для меня Университет родной5. Он привязал меня к себе теми трудно выражаемыми словами связями, которые неощутительно рождаются в годы студенчества между студентом и его alma mater, он дал мне подготовку к научной работе, рядом командировок создал для меня возможность архивной работы, дал мне материальные средства для напечатания магистерской диссертации6, удостоил меня степени магистра и допустил меня к университетскому преподаванию в качестве приват-доцента. Я не могу не чувствовать себя много обязанным родному Университету и не могу не сознавать своих связей с ним, хотя мне и суждено работать вдали от него.
Что касается Москвы, то связи с нею у меня стали образовываться сразу после окончания моего курса в Университете. Моя студенческая медальная работа получила доступ на страницы Чтений Общества Ист[ории] и Др[евностей] Российских] в то время, когда я и не мечтал о том, что она достойна быть напечатанною; больше того — я не думал о возможности открытия для меня жизненной дороги учёного и не делал со своей стороны никаких шагов для того, чтобы искать напечатания этой моей работы: самое предложение напечатать её явилось для меня полною неожиданностью. Дальнейшие годы с их работою в Московских архивах всё больше и больше роднили меня с Москвою, и за первою моею книжкою на страницах Чтений увидели свет четыре мои работы. Призвав меня к рассмотрению книги, представленной для соискания премии Г. Ф. Карпова, учёная Москва ещё до получения мною степени магистра признала меня достаточно компетентным для разрешения вопроса об учёных достоинствах выдающегося научного труда7; затем она присудила мне самому премию за мою магистерскую диссертацию и, наконец, в 1906 году, совершенно неожиданно для меня, признала меня действительным членом Общества Ист[ории] и Др[евностей] Российских]. Всё это сделало для меня и Москву далеко не чужою. И ей я считаю себя много обязанным.
Но есть одна сторона, которая выдвигает для меня Москву особенно. Я привык создавать свои личные связи на основе общего дела с другими людьми, а не наоборот, т. е. не устанавливать сначала личные связи и уже затем через них идти к общему делу. Это, быть может, и недостаток во мне общественности, но как-то вышло, что он во мне укреплялся, благодаря условиям моей жизни. Средняя школа, в которой я исключительно преподавал в Петербурге8 (те два семестра9, в которые мне пришлось читать лекции приват-доцента в Петербургском Университете, в силу самого характера приват-доцентских курсов, да и тревожности того времени в Университете, трудно считать преподаванием в настоящем смысле этого слова), дала мне как учителю много хорошего, и я всегда вспоминаю работу в ней с самым тёплым чувством и глубоким удовлетворением. Средней школе я был нужен, и в ней я был работником, ясно сознававшим, что для неё никогда не был лишним человеком. Далеко не то давали мне впечатления обстановки моей научной работы. Сложилось как-то так, что я стоял в Петербурге в стороне от той, так сказать, столбовой дороги, по которой пошли другие работники в области русской истории, и старше, и моложе меня10. Я лишь наблюдал их движение по этой дороге, сам в нём не участвуя и не видя себя нужным ни одному высшему учебному заведению или учёному учреждению Петербурга. Между тем ко мне подкралась середина четвёртого десятка жизни, время, когда для человека наступает пора окончательно определить своё жизненное дело, если он хочет что-нибудь сделать серьёзно. Я был уже почти не в силах разделять себя на две равные половины, т. е. на учителя и на научного работника, и, не имея возможности уменьшать число уроков, которые были единственным моим заработком, а в то же время чувствуя себя дальше не в силах продолжать служить двум богам — науке и средней школе, так много бравшей от меня времени и внимания, — с болью сознавал необходимость бросить научную работу, так как интересы средней школы, которые всё больше и больше привязывали меня к себе, сурово ставили крест на моей дальнейшей учёной работе. Но в это время подоспела кафедра в Юрьеве11, и я получил возможность всецело отдаться научной работе Создалось как-то так, что со мною как с научным работником Петербург не установил связей до самого недавнего времени, когда я был привлечён Археогр[афической] Комиссией к изданию Литовской метрики в качестве специалиста, живущего в ближайшем к Петербургу университетском городе12. Живя в Петербурге, я являлся почти исключительно работником в области средней школы. Наоборот, в Москве все мои отношения образовались только на научной почве. Всё это я передумывал много раз, размышляя о необходимости докторского диспута. Заставлять Вас читать, признаюсь, мою в достаточной степени неудобочитаемую книгу решиться мне было нелегко, так как сам по своему профессорскому опыту знаю, что не всё бывает интересно в диссертациях и что далеко не всегда хочется тратить на них время. Не сомневаюсь, что в Вашем лице я нашёл бы в Петербурге и благожелательного, и компетентного судью, каким Вы показали себя на моём первом диспуте13, но я не вижу в Петербургском университете второго оппонента, вполне знакомого с историей Западной России, а опыт моего магистерского диспута заставляет меня считаться и с этим обстоятельством, особенно теперь, когда за мною стоит университетская кафедра. В Москве мою книгу прочтут несколько человек, и, прежде всего Матвей Кузьмич14, в силу того, что она касается области их специального научного интереса, и я с бульшим спокойствием решаюсь задать ему и москвичам эту работу.
Если бы степень доктора не была необходима для ординатуры и улучшения материального положения, я бы её не искал вовсе. Я не изменил своего отношения к научной работе, которое Вы определили на моём магистерском диспуте словами: «И[ван] И[ванович]! Вы работаете для науки, а не для учёных степеней». Спасибо Вам за эти дорогие для меня слова. От души благодарю Вас и за обещание быть на моём диспуте14, если я к нему буду допущен.
Искренне уважающий Вас И. Лаппо.
Юрьев
27 декабря 1910 года.
* * *
[л. 7-8]
[1.05.1911]
Глубокоуважаемый Сергей Феодорович!
Вернувшись домой, разбираясь в пережитом за последние дни и строя уже планы дальнейшей работы, я вспомнил Ваши слова, сказанные мне при первом нашем свидании в апреле, с предложением рекомендовать меня министру юстиции на какую-то должность в Московском Архиве Министерства, где я могу хорошо работать над Метрикою. Вы сказали мне тогда, что эта должность с окладом в 5000 рублей, т. е. может и вполне устроить матери -ально, и в то же время дать полную возможность научной работы. Тогда я не вдумался в это предложение и не уяснил его себе. Теперь, передумывая всё это вновь, я стал серьёзно думать о Ваших словах, и, если они имели в виду должность директора Архива, то я не считаю себя вправе относиться к ним легкомысленно. Чувствуя себя одиноким работником в области Литовско-Русской истории после Унии, я должен на первом для себя плане ставить успеть за свою жизнь сделать возможно больше, а потому и не могу не дорожить такими жизненными условиями, которые позволяли бы мне так устроиться. Кроме того, если Вы действительно имели серьёзно в виду для меня эту должность в случае выхода в отставку Самоквасова15
, то она устраивает и мою семью, давая ей здоровые условия жизни. Поэтому, если возможно, не откажите сообщить мне, как мне относиться к Вашим словам, сказанным Вами мне тогда, и могу ли я рассчитывать на то, что это дело действительно осуществимо. Моя жизнь слилась с моею научною работою, и я считаю своим нравственным долгом не упускать возможности поставить себя именно в те условия, в которых работа эта может быть наиболее продуктивною.
У Палечека16 был. Справки от него получил и очень благодарю Вас за его любезность, которою я, конечно, обязан Вашей карточке.
Позвольте ещё раз поблагодарить Вас от души за Ваше доброе ко мне отношение в дни, соединившиеся в моей жизни с моим диспутом. Низкий поклон Надежде Николаевне.
Искренне преданный и уважающий Вас И. Лаппо.
Юрьев
1 мая 1911 года.
* * *
[л. 9-10]
[6.05.1911]
Глубокоуважаемый Сергей Феодорович!
Конечно, я не могу воспользоваться Вашим предложением. Произошло недоразумение. Его я, прежде всего, объясняю Вашим упоминанием о ходатайстве перед министром юстиции, которое я никак не мог себе представить необходимым для назначений на второстепенные должности в Архиве. Окончательно же ввело меня в заблуждение Ваше упоминание 26 апреля о том, что должность Самоквасова имеет сделаться вакантной. Соединение этих двух разговоров и заставило меня понять Ваше предложение в том смысле, который мне представлялся единственно возможным. Таким образом, я должен лишь извиниться перед Вами за мою простоту и несообразительность.
Как учёный и давний профессор Вы, без сомнения, согласитесь со мною, что кафедра и почти двадцатилетняя работа исследователя заставляют меня беречь своё учёное имя и звание профессора, и должность подчинённого ме- триканта, конечно, не может быть ни в каком случае поставлена рядом с университетской кафедрой. В Юрьеве за шесть лет я уже завоевал себе известное положение и среди студентов, и среди своих коллег, что заставляет меня особенно осторожно относиться к переходу куда-либо. К тому же создалась уже привычка и к значительной самостоятельности профессора в его служебной деятельности. Из Юрьева, в конце концов, условия моей службы меня нисколько не гонят, и обстоятельства, которые могут меня заставлять желать его покинуть, — это трудность научной работы, которую можно делать лишь путём поездок в более богатые научными пособиями города, и нездоровые условия жизни для семьи. Но я постараюсь бороться с тем и другим по- прежнему и буду продолжать работать в Юрьеве, ожидая или соответствующих приглашений других, более удобных для научной работы университетов, или соответствующих конкурсов, не делая вперёд со своей стороны никаких шагов, чтобы ускорить своё расставание с нашим маленьким городком.
Ввиду всего этого, благодаря Вас за Ваше предложение, я очень прошу Вас ничего не делать для его осуществления.
Низкий поклон Надежде Николаевне.
Искренне преданный Вам И. Лаппо.
Юрьев
9 мая 1911 года.
Письма из Юрьева 1915-1918 гг.
[л. 16-17]
[25.01.1915]
Глубокоуважаемый и Дорогой Сергей Феодорович!
В Юрьеве получил кое-какие данные для суждения о положении так много обсуждавшегося с Вами дела и считаю необходимым поделиться ими с Вами. Имеются некоторые указания на то, что еретическая мысль не оставлена17. Когда я рассказывал Вам об историческом отныне заседании нашего Факультета, бывшем в начале декабря, я, кажется, забыл сообщить Вам, что большой друг Кр[ашениннико]ва18 Озе19 настаивал на проведении зловредного предложения Кр[ашениннико]ва не через нашего министра20, а через министра двора 21, прибавив при этом, что имеет к нему доступ и личные с ним отношения. 22 января было заседание на Учительских Курсах. Озе на нём не присутствовал, а на повестке написал о своём отъезде из Юрьева. Мне сказали, что он уезжал в Петергоф для приискания дачи. Однако настроение Кр[ашениннико]ва заставляет опасаться того, что дело тут не в одной даче. Имеются некоторые основания думать, что задуманы, а, может быть, и сделаны уже некоторые шаги в сторону министра двора, а, возможно, и предпринята попытка добиться личного представления героя всей этой истории Государю. Словом, едва ли оружие сложено. Боюсь, что мы в периоде нового развёртывания сил, как теперь постоянно пишут в обзорах военных действий. Определённо признать это не решился бы, но и скрыть от Вас своих опасений не могу — таковы люди, среди которых приходится жить! К тому же политика покойного Кассо 22 дала им такую привычку к известным приёмам и уверенность в полном уничтожении из жизни понятий долга и чести, этих вредных вещей с точки зрения покойного министра!
Дела у нас происходят прямо удивительные. Кр[аше-ниннико]в делает визиты членам Совета, на которых считает возможным подействовать в пользу своего избрания в ректора 23. Кому обещается орден, кому ординатура, кому пособие и другие блага! И г.г. профессора принимают его, выслушивают и поддакивают! Я никогда не думало возможности такого нравственного безразличия, а между тем живу уже 46-й год, и немало видел на своём веку разных людей! История, которая вышла со мной к 1-му января в Министерстве, по-видимому, на часть юрьевцев произвела своё впечатление. В нём отразились и личность немногих профессоров, с которыми был о ней разговор: кто в душе доволен, кто стал относиться ко мне с опаской, а кто и искренне чувствует безобразие этого дела.
Не откажитесь передать от меня и жены24 наш привет глубокоуважаемой Надежде Николаевне.
Искренне преданный Вам И. Лаппо.
Юрьев
25 января 1915 года.
* * *
[л. 18-19]
[7.02.1915]
Глубокоуважаемый и Дорогой Сергей Феодорович!
От души благодарю Вас за письмо и добрые вести. Очевидно, что благодаря Вам, дикое начинание Кр[ашениннико]ва окончательно обезврежено. Но я до сих пор не могу решить: какую бы меру воздействия по отношению к сему «герою» должна бы была принять власть — розги или смирительную рубашку. Последняя, пожалуй, была бы нужнее. Этот «ярыжный человечишка, с кабаков пропойца», как любил сочно выражаться Сильвестр Медведев, теперь купается в грязи по горло25. Исправляя обязанности] ректора, он лишил власти исправляющего] об[язанности] проректора, профессора] богословия Царевского26. У нас теперь все исправляющие] обязанности, ибо с октября не был созван Совет для избрания ректора и проректора (первый назначен в Вильну попечителем27 , второй выслужил срок в сентябре)! Оба стремятся получать по 5-8 рублей в день за временное исполнение своих обязанностей. Теперь столкновение временных властей приняло характер скандала. Оба пишут друг другу официальные бумаги с запросами и ответами и жалуются властям, а так как оба они люди испытанные в литературной деятельности по отделу пасквилей и доносов, то воображаю, что у них получается в их литературных упражнениях! Царевский говорит, что он уже послал прошение министру о предании Кр[ашениннико]ва суду за превышение власти. Чем всё это кончится, предугадать нельзя. Но представляю себе положение нового министра! Часть профессоров не выдержала. 4-го февраля подано Кр[ашениннико]ву заявление о необходимости созвать Совет для избрания ректора и проректора. Я был в числе присоединивших свои подписи к этому заявлению. Пока, однако, результатов заявления нет, когда будут, неизвестно, ибо поденное вознаграждение за исполнение обязанностей] ректора, видимо, заставляет «героя» откладывать созыв Совета сколько будет возможно. На Щербакова28 надеяться не приходится. Он не показывается в Юрьеве и не вмешивается в дрязги, которые приняли гигантские размеры. Он даже допустил исполнение Кр[ашениннико]вым обязанностей декана одновременно с ректорскими. Мечтаем о ревизии Университета. Раньше Ун[иверситет] обращали в клоаку г. г. студенты, а ныне г. г., и[справляющие] обязанности] ректора и проректора. Немцы29, конечно, зло посмеиваются, и у них есть для этого основания! Кстати, о немцах. Из Риги получил письмо от неизвестного мне лично домовладельца. Хочет организовать конкурс на тему «Засилье немцев над русскими в Приб[алтийском] Крае после его присоединения к России». Просит меня быть экспертом. Премию автору даёт в 2000 р[у6лей]. Написал М[ихаилу] К[узьми]чу30 — если тему несколько перекроить и сделать её научною, Общество Ист[ории] и Др[евностей] Российских], думаю, возьмёт конкурс в свои руки.
Искренне преданный Вам И. Лаппо.
Вместе с женою шлём привет Вам и глубокоуважаемой Надежде Николаевне.
* * *
[л. 20-21]
[6.03.1915]
Глубокоуважаемый и Дорогой Сергей Феодорович!
Вчера мне передал Ф. В. Тарановский31 Ваше приглашение свидеться у Вас с М. К. Любавским и М. М. Богословским32 около 12 числа. К великому сожалению, не предвижу возможности выехать из Юрьева в Петроград раньше пятницы 13 марта. Распоряжение Министерства о раннем окончании занятий в средних уч[ебных] заведениях заставило крайне ускорить пробные уроки слушателей Педагогических курсов и поставить длинный ряд их на чистой неделе до пятницы включительно. Отменить их — значит, лишить курсистов возможности выполнить требования для получения диплома. Но я надеюсь повидаться с Вами до отъезда в Москву, ибо страстную и святую недели предполагаю провести в Петрограде. Тогда надеюсь узнать, к чему пришли Вы и Ваши собеседники, и вполне уверен, что не разойдусь в своих мыслях с Вами.
У нас в Университете бед-лам по-старому (хочется верить, что скоро он прекратится с утверждением нового ректора33). Мне пришлось даже подать обширный рапорт исправляющему] о6[о6язанности] ректора с требованием доложить Совету бумагу М. К. Любавского!
От Вас всё поджидал вестей о результатах заседания Совета Ист[ори-ческого] Общества 2 марта. Ф. В. Тарановский сказал мне, что Вы нездоровы. Надеюсь, что серьёзного ничего нет.
От души желаю Вам и Надежде Николаевне всего хорошего.
Искренне преданный Вам И. Лаппо.
Юрьев
6 марта 1915 года.
* * *
[л. 24-25]
[8.04.1916]
Глубокоуважаемый и Дорогой Сергей Феодорович!
За последние годы привык бывать у Вас в Светлый Праздник и лично приветствовать с ним глубокоуважаемую Надежду Николаевну и Вас. В этом году я должен праздники проводить в Юрьеве, а потому чувствую душевную потребность, хотя издалека, сказать Вам и семье Вашей: Христос Воскресе!
В Петрограде мечтаю быть в двадцатых числах апреля. Тогда, Бог даст, повидаюсь с Вами. Живу помаленьку. Праздники нынче вышли тяжеловаты. Причина: возможность призыва сына 34, которая лишила спокойствия жену. А она, как Вы знаете, человек в смысле здоровья вообще, а нервов в особенности [неразборчиво, зачеркнуто. — Л. Д.\, малонадёжный. Но для сына действительно получилось положение довольно трудное. Он в декабре получил золотой кружок за сочинение. Теперь надо готовить сочинение к печати, ибо юридич[еский] факультет постановил его напечатать. Надо работать и в то же время думать о поступлении в военное училище. Притом неизвестно, будет ли призыв студентов Ш-го курса, родившихся в 1895 г. и переходящих на IV курс. А это лишает возможности принять то или другое решение немедленно. Прибавить к этому возобновление у сына временами болезни почек, а временами её большое улучшение, и Вы поймёте, что жена совсем лишилась спокойствия, да и я не могу похвастаться хорошим самочувствием.
Но что делать! Теперь всем нелегко. Дал бы Бог поскорее поколотить изуверов – немцев !
От Василия Григорьевича знаю, что Вы уже давно получили издание Литовского Статута35. Как Вы его находите?
Всею семьёю шлём привет Надежде Николаевне, Вам и всей Вашей семье.
Искренне преданный и уважающий Вас И. Лаппо.
Юрьев
8 апреля 1916 года.
* * *
[л. 28-29] 4.11.1917
Глубокоуважаемый и Дорогой Сергей Феодорович!
Наконец отношения университета и Комиссии 36 по делу об архиве Де-лагарди37 оказались в Юрьеве выясненными. Вчера был Совет, на котором я и сделал сообщение о ходе всего дела, который был здесь совершенно неизвестен. Дело в том, что до вчерашнего дня никто не знал о ходатайстве Феодора Васильевича38 перед Вами и Комиссией, что и послужило источником ряда недоразумений. После моего сообщения Совет постановил принести Комиссии глубокую благодарность и, согласно её желанию, командировать в её распоряжение Замятина39, со дня, который она сама назначит. Мне не надо Вам добавлять к этому, что постарался повыпуклее представить всю несуразность первой бумаги Университета — не мог отказать себе в удовольствии заставить постыдиться за сделанное правлением неприличие. В заключение я заявил, что, в виду редкой и исключительной заботы Комиссии об интересах Ун[иверсите]та, я считаю своим долгом предложить графа40 к избранию в почётные члены. Об этом уже переговорил с ректором и деканом, и около 20-го февраля внесу предложение в Факультет. Предложение пойдёт не от одного меня — это будет тактичнее по ряду соображений.
Архив Д[елагарди] будет переведён в Комиссию41. Я на этом настоял особенно потому, что возвращение нашего имущества в Юрьев задержится, а между тем близится таяние снегов, крыша же сарая, в котором ящик хранится, ненадёжна. Конечно, ящик надо будет перетянуть железными обручами.
Замятину, думается, можно выезжать числа 14-15, т. е. сразу после восстановления железнодорожного движения. Когда назначите ему явиться к Вам? Жду от Вас указаний.
Что до меня, то я живу теперь уже в комнате с моею мебелью. Обещают, что со временем получу и целую квартиру42. Дал бы Бог, чтобы это случилось поскорее. Если бы Вы знали, как я устал от бивуачного образа жизни!
Не откажитесь передать мой низкий поклон глубокоуважаемой Надежде Николаевне.
Искренне преданный и уважающий Вас И. Лаппо.
Юрьев Лифл[яндский]. Рыцарская ул. 22.
Василию Григорьевичу43 пишу одновременно.
* * *
[л. 31-32] [9.02.1917]
Глубокоуважаемый и Дорогой Сергей Феодорович!
Сегодня получил Ваше письмо и записку. Найти протоколы Совета Петр[оградского] Университета в Юрьеве теперь невозможно, ибо библиотеки нет. Поэтому я особенно рад Вашей посылке и очень Вас за неё благодарю. Надеюсь, что через несколько дней выработаю текст своего предложения, которое согласно предварительным переговорам, по-видимому, будет внесено от имени четырёх членов Факультета — русских историка, словесника и лингвистов (кроме меня — Петухов44, Ильинский45 и Кудрявский46). Боюсь, однако, что в Совет попадёт лишь в начале марта — так, кажется, подойдёт время заседания.
Что до Замятина, то я послежу, чтобы он попал в Петроград или до Вашего отъезда в Москву, или же в начале 20-х чисел. Но не лучше ли бы было ему печатать под Вашей редакцией, как Вы предлагали раньше? Ваши указания были бы ему так нужны, и качества издания, конечно, были бы выше47. Не уверен я в том, что типография Маттисена48
возьмёт новую работу. О том, чтобы Замятин уклонился от переговоров с Майковым49, уже передал.
Искренне преданный и уважающий Вас И. Лаппо.
9.11.1917
Юрьев.
* * *
[л. 33-34] [6.02.1918]
Глубокоуважаемый и Дорогой Сергей Феодорович!
Уже около месяца я в Юрьеве, и хочется подать Вам весть о себе и получить известия о Вас и Архиве, с которым сроднился. Как переживаете Вы безвременье лихолетья и что творится с Архивом, а особенно с уложенными мною ящиками и библиотекой? Болит душа за сокровища, над которыми работал и цену которых узнал во время их разбора. Чем дальше, тем больше чувствуешь тяжесть своей оторванности от П[етрогра]да, ибо «идеже сокровище ваше, ту будет и сердце ваше»50.
Знаю, что теперь в П[етрогра]де отчаянно скверно. Неважно становится и у нас, хотя в первое время по приезде можно было в Юрьеве даже отдыхать от обстановки жизни в «колыбели великой русской революции», как любят выражаться «товарищи». Улицы чистятся, хлеб был, озлобленных лиц было не видно. Последние недели две изменили положение. Немцы51 были объявлены вне закона. Масса арестов и обысков. Реквизиция припасов и захват золота и денег (свыше тысячи рублей деньги отбираются). Пострадали и немцы-профессора, а по недоразумению и некоторые русские. Таку Граве52 были захвачены 100 тысяч с лишком (деньги ему потом вернули за исключением трёх тысяч, которые пропали). Все живём в ожидании обысков. Лично я пока не был этим валом мути задет. По-видимому, спасала некоторая привычка ко мне местного общества как к старому профессору, поработавшему для Университета и местной школы. Но не надеюсь на то, что долго53 это защитит меня надолго. Душою отдыхаю в аудитории (читаю двойное количество лекций, возмещая осенний семестр). Студенты мои выше похвалы. Как будем жить дальше, не знаю. Появление немецких касок весьма возможно54.
Шлю душевный привет Надежде Николаевне, Вам и всей Вашей семье.
Искренне Вам преданный и уважающий вас И. Лаппо.
Юрьев. Рыцарская ул. 22. 6.II.18
***
[л. 35]
Почтовая карточка [Дата штемпеля] Петроград 12.5.18
[Адрес]
Петроград
Сергею Феодоровичу Платонову Каменноостровский просп[ект] 75
26.IV. 9.V.18
Глубокоуважаемый и Дорогой Сергей Феодорович!
Христос Воскресе!
Пользуюсь оказией послать Вам привет и дать о себе весть. Тяжело жить под властью завоевателей! Если выпустят и если узнаю, что в Петрограде можно жить, мечтаю во второй половине мая туда двинуться. Как Вы и что с Архивом? Если черкнёте письмецо, очень обрадуете. Его мне доставят, если направите сразу надежному юрьевцу по адресу Η. П. Ленкину55 — Каменноостровский пр[оспект] 29, кв. 26 (М. Г. Стояновского56) для И. И. Лаппо. Положение русских служащих и университета страшно трудное. Идёт явная ликвидация, а мы не имеем никаких сообщений от нашего «правительства». Пока живы. Ваш И. Лаппо.
Письма из Воронежа 1918 г.
***
[л. 36-37] Воронеж Пятницкая ул[ица] 10. 28 сент[ября] (11 окт[ября]) 1918г[ода]
Дорогой и Глубокоуважаемый Сергей Феодорович!
Давно собирался писать Вам (в Воронеже уже с 12/25 июля57), но поначалу хлопоты по устройству на новом месте жизни не давали возможности сесть за письмо, а потом всё думал о личном свидании с Вами, ибо с неделю на неделю откладывал задуманную и необходимую поездку в Петроград, и только теперь вижу, что она должна быть отложена на значительный срок. Из Юрьева писал Вам не раз с оказиями, т. к. после оккупации пользоваться почтою было нельзя. Не знаю, доходили ли до Вас мои письма. Что Вам рассказать о себе теперь? Пережить пришлось так много, что не знаю ни с чего начать, ни что выделить из пережитого для рассказа. В Юрьеве после кануна вступления немцев (я в числе представителей интеллигенции был предназначен к убийству) наступила эпоха Ordnung58, как её именовали сами новые военные власти. Но сколько горечи и сколько унижения в эту эпоху! Открытое гоненье на всё русское, в строгой системе и нескрываемом презрении. Русский Университет был закрыт с середины мая совсем59. Уничтожалась и русская школа вообще. Балтийские немцы «сорвали с себя маски», по их собственному признанию в печати и в проповедях пасторов, и, повесив на свои дома имперские германские флаги, повели в60 решительную борьбу со всем русским военные власти, которые не смогли не подчиниться руководству этих господ. Отъезда в Воронеж мы ожидали при таких условиях с нетерпением и с боязнью невыпуска нас немцами как заложников и предмет обмена на библиотеку и имущество Университета, эвакуированные из Юрьева. 4-го июля61, однако с поездом, присланным из «России», двинулись в путь, в товарных вагонах. Восемь дней пути, кажется, были лучшим временем для меня за все последние месяцы. С открытою дверью вагона, на своих креслах, среди своего скарба, ехали как бы своим домом. Было тесновато ( 16 человек) в вагоне, но не было с нами ни больших забот, ни немцев, а к опасностям и случайностям уже была привычка. По приезде в Воронеж трудности жизни заставили не раз вспоминать дорогу (но не Юрьев!). Квартир нет. Живём в комнатах, причём «уплотнение» доведено до того, что комната полагается не больше62 меньше, чем на двух человек. Только врачам даётся лишняя комната. Цены на всё растут не по дням, а по часам. Размера петроградских, по-видимому, не достигли, но высоки достаточно. Но главное зло — различные декреты, которые сыпятся словно из рога изобилия: декреты о выселении «буржуев» на окраины без права взять с собою своё имущество, обыски и т. д. и т. д. Университет не открывался ещё, но готовится к открытию63. Работать крайне трудно — живём семьею в двух комнатах. Жена устала и исхудала страшно. Похудели и все. Несколько забываюсь в занятиях в Архивной Комиссии. Как переживаете Вы теперешние времена? Что с Архивом Министерства? Очень обрадуете, если найдёте время для нескольких строк мне. Надежде Николаевне шлю мой душевный привет.
Искренне преданный и уважающий Вас И. Лаппо.
* * *
[л. 38-39] Воронеж
16 (29) дек[абря] 1918г[ода] Глубокоуважаемый и Дорогой Сергей Феодорович!
Стороною узнал, что просьба моя, с которою к Вам обращался довольно давно (о получении охранных листов для моего имущества), встретила у Вас отклик, и Л. И. Полянская64 доставила документ на мою петроградскую квартиру. Теперь, по крайней мере, за то, что мне пришлось оставить там, могу беспокоиться меньше. От души благодарю за это Вас и тех, кто действовал по Вашему слову. Из них пока знаю одну Лидию Ивановну. Что делается у меня в Сестрорецке65, пока не знаю. Одновременно с этим письмом к Вам, с тою же оказией, посылаю письмо и туда.
Что Вам сказать о жизни в Воронеже? Увы, хорошего сообщить не могу ничего. Главное здание Ун[иверсите]та (бывший Кадетский Корпус) захвачено красноармейцами и уже обращено ими в свальное место для нечистот. Невольно удивляешься таланту, с которым это делается, а также вкусам и привычкам этих троглодитов. Комнаты, в которых они спят, и коридоры уже через день оказались и их уборными, в буквальном смысле. Можно себе представить, что теперь, через месяц после вступления в здание доблестных красноармейцев, там происходит. Настроение в городе подавленное: выселения из квартир, отсутствие дров, реквизиции, расстрелы и прочие прелести современной жизни осчастливленной России. Знаете, мне временами становится очень жалко бедного Маркса. Что сказал бы он теперь о тех, кто называет себя его адептами. Но в Воронеже есть и ещё повод пожалеть его. Во время октябрьских торжеств на площади III Интернационала (так теперь именуется Кадетский плац) поставили лобастый бюст с большою бородою, заявив, что это бюст Маркса. Стоял он гордо на эстраде, освещаемый по ночам электричеством и охраняемый солдатом. Но с месяц тому назад рабочие, во время обучения их военному строю, с непочтительными возгласами свергли «дедку» с пьедестала, обломали ему нос, а затем разбили.
Душевный привет Надежде Николаевне и всем Вашим.
Подготовка публикации и комментарии Л. В. Дубьевой
Выражаем признательность родственникам И. И. Лаппо В. Д. Чебанову, С. В. Чебанову и Е. Г Поповой-Яцкевич за посредничество и консультации при подготовке писем к публикации.
Иван Иванович Лаппо. Письма С. Ф. Платонову 1910–1918 годов.// «РУССКИЙ МIРЪ. Пространство и время русской культуры» № 9, страницы 147-168
Скачать текст
Примечания
- Российская национальная библиотека. Ф. 585 Платонов С. Ф. Оп. 1. Д. 3344. Л. 4–39.
- Платонов Сергей Фёдорович (1860-1933) — историк, источниковед, археограф. Член-корреспондент (1908) Петербургской АН, академик (1920) Российской АН. Директор женского педагогического института (1903-1916). Председатель Архе-ографической комиссии (1918-1929), директор Пушкинского дома (Института русской литературы АН СССР (1925-1929), Библиотеки АН СССР (1925-1928). В 1893 г. И. И. Лаппо был учеником С. Ф. Платонова.
- Платонова (ур. Шамонина) Надежда Николаевна (1861/62-1928) — жена С. Ф. Платонова.
- Лаппо И. И. Великое княжество Литовское во второй половине XVI столетия. Литовско-Русский повет и его сеймик. Юрьев: К. Маттисен, 1911. XIII, 1, 624,191,1 с.
- И. И. Лаппо окончил Санкт-Петербургский университет в 1892 г., в 1893 г. остав-лен С. Ф. Платоновым для приготовления к профессорскому званию.
- Лаппо И. И. Великое княжество Литовское за время от заключения Люблинской унии до смерти Стефана Батория (1569-1586). Опыт исследования политического и общественного строя. T. 1. Санкт-Петербург: Типография И. Н. Скороходова, 1901.780 с.
- Лаппо И. Отчёт о десятом (на титульном листе «девятом». — Л.Д.) присуждении премии Г. Ф. Карпова Императорским Обществом Истории и Древностей Россий¬ских при Московском университете. Москва, 1903. 78 с.
- И. И. Лаппо преподавал в Императорской Николаевской Цар-ско сельской гим-назии, Санкт-Петербургской Мариинской гимназии и Императорском Воспита-тельном обществе благородных девиц.
- Приват-доцент И. И. Лаппо читал в Санкт-Петербургском университете курсы «Исторический обзор научной разработки истории Литвы и Западной Руси» и «История литовско-русской шляхты»: Обозрение преподавания наук в Импе-раторском Санкт-Петербургском университете за 1904/1905 академический год. СПб., 1904. С. 20 (Брачев В. С., Дворниченко А. Ю. Кафедра русской истории Санкт-Петербургского университета 1834-2004. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2004. С. 162).
- О магистерской работе И. И. Лаппо см., наир.: «По своему содержанию работа И. И. Лаппо примыкает к работам по литовско-белорусской истории М. К. Любав- ского и М. В. Довнар-Запольского и, строго говоря, плохо вписывается в направ¬ление петербургской школы». Брачев В. С., Дворниченко А. Ю. Кафедра русской истории Санкт-Петербургского университета 1834-2004. СПб., 2004. С. 123.
- И. И. Лаппо был назначен экстраординарным профессором русской истории Юрьевского университета 13 мая 1905 г.
- Имеется в виду Юрьев Лифляндский, совр. Тарту.
- Защита магистерской диссертации И. И. Лаппо состоялась 3 февраля 1902 г.
- Любавский Матвей Кузьмич (1860-1936) — историк, профессор Московского университета, ректор Московского университета (с 1911); академик АН СССР (1929; чл.-кор. 1917). Магистерская диссертация «Областное деление и местное управление Литовско-Русского государства ко времени издания Литовского Ста¬тута» (1892); докторская — «Литовско-Русский сейм» (1900). Подробнее см.: Сидоров А. В., Старостин Е. В. Любавский Матвей Кузьмич (1860-1936) //Исто¬рики России. Биографии. М.: РОССПЭН, 2001. С. 369-377.
- Самоквасов Дмитрий Яковлевич (1943-1911) — русский археолог, историк права, архивовед. Ординарный профессор истории русского права Варшавского (1873-1892) и экстраординарный профессор истории русского права Московского (1894-1911) университета. В 1892-1911 являлся директором Московского архива министерства юстиции.
- Палечек Николай Иосифович (1878-1937) — заведующий Разрядом учёных учреждений и высших учебных заведений Министерства народного просвещения (с 1909 г.). Вице-директор департамента Министерства народного просвещения (1917 г.). (Выражаю признательность П. А. Трибунскому за любезное предоставление этих данных. -Л. Д.).
- О предложении присудить степень доктора русской истории Николаю II см.: «На экстренном заседании историко-филологического факультета (Юрьевского университета. — Л. Д.) 3 декабря 1914 г. (присутствовали декан профессор Крашенинников, профессора Петухов, Грунский, Лаппо, Мазинг, Регель, Озе, Кудрявский, Цвет, Фельсберг и отсутствовал Тарле) было предложено присудить степень доктора русской истории «Державному покровителю нашего университета Его Императорскому Величеству Государю… ввиду особо выдающихся заслуг Его Императорского Величества в области русской истории». По-видимому, предложению Крашенинникова в результате так и не дали хода». — Тамул Сырье. Тарту и его университеты ( 1905 -1918 годы ) // Университет и город в России (начало XX века). Ред. Т. Маурер и А. Дмитриева. М.: Новое литературное обозрение, 2009. С. 658-659.
- Крашенинников Михаил Никитич (1865-1932) — профессор классической филологии Юрьевского университета в 1896-1918 гг., профессор Воронежского университета в 1918-1929 гг.
- Озе Яков Фридрихович (латыш. Jëkabs Osis, нем. Jakob Ohse, 1860-1919) — профессор философии Дерптского/Юрьевского университета в 1889-1918 гг.
- Игнатьев Павел Николаевич (1870-1945), граф, гос. деятель, с 9 января 1915 г. временно исполняющий обязанности министра народного просвещения, министр просвещения с 6 мая 1915 г. по 27 декабря 1916 г.
- Фредерикс Владимир Борисович (1838-1927), граф, гос. деятель, министр императорского двора в 1897-1917 гг.
- Кассо Лев Аристидович (1865-1914) — гос. деятель, правовед, профессор Юрьевского (1892-1895), Харьковского (1895-1898) и Московского (1899-1910) ун-тов, преподаватель Константиновского межевого ин-та (1901-1906), министр народного просвещения (1911-1914).
- М. Н. Крашенинников как «старший на службе декан» (с 1907 г., переизбран в 1911 г.) был исполняющим обязанности ректора с ноября 1914 г. по май 1915 г. (Анфертьева А. М. Н. Крашенинников: к портрету учёного и человека // Рукописное наследие русских византинистов в архивах Санкт-Петербурга. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. С. 393).
- Лаппо (Конюшевская) Вера Антоновна (18741-1944?) —жена историка профессора Ивана Ивановича Лаппо. (Исторический архив Эстонии — ИАЭ.1979.1.171. Л. 9).
- Другие коллеги М. Н. Крашенинникова в своей переписке также позволяли себе «крепкие выражения» о нём. См.: Анфертъева А. Н. М. Н. Крашенинников: к портрету учёного и человека// Рукописное наследие русских византинистов в архивах Санкт- Петербурга. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. С. 389.
- Царевский Арсений Симеонович (1853-1920-е) — протоиерей (1894), профессор Юрьевского университета по кафедре православного богословия (с 1892), проректор университета в 1911-1914 гг.
- Алексеев Виссарион Григорьевич (1866-1943) — профессор чистой математики Юрьевского университета с 1895, в 1908-1909 проректор, в 1909-1914 и 1917-1918 ректор Юрьевского университета, с 23 сентября 1914 года по 15 июня 1915 попечитель Виленского учебного округа.
- Щербаков Алексей Иванович (1858-1944) — врач, профессор Варшавского (с 1895) и Новороссийского (с 1908) университетов, попечитель Одесского (с 1908) и Рижского (с 1912) учебных округов.
- И. И. Лаппо имеет в виду коллег по Юрьевскому университету — профессоров- немцев, продолжавших там преподавание и после перехода Юрьевского университета на русский язык обучения.
- Любавский Михаил Кузьмич — см. ссылку 13 к письму от 27.12.1910.
- Тарановский Фёдор Васильевич (1875-1936) — историк права, профессор Юрьевского (1908-1917), Петроградского (1917-1920), Белградского университетов (1921-1936).
- Богословский Михаил Михайлович (1867-1929) — историк, проф. Московского ун-та (с 1911 г.), зав. кафедрой русской истории, член-корреспондент (1920), ака-демикАН (1921).
- В 1915-1917 гг. ректором Юрьевского университета был профессор уголовного права Пётр Павлович Пусторослев (1854-1928).
- Лаппо Иван Иванович (младший) (24.04.1895 Петербург — 1944?), юрист, сын историка Ивана Ивановича Лаппо. В 1913-1918 гг. студент юридического факультета Юрьевского университета. В 1918 г. бесплатно преподавал в Свято-Исидоров -ской церковно-приходской школе, находившейся под попечением Приходского Совета Юрьевского Успенского собора, председателем которого был И. И. Лаппо (старший). Продолжил юридическое образование в Праге, доктор права (1935).
- Лаппо И. И. Литовский Статут в московском переводе-редакции. Юрьев, 1916. XXX, 393 с. Лаппо И. И. Литовский Статут в московском переводе-редакции // Летопись занятий Императорской Археографической Комиссии за 1915 [так! -Л. Д.] год. Вып. 28. СПб., 1916. С. І-ХХХ, 1 -395.
- Имеется в виду Археографическая комиссия.
- Архив Делагарди — часть семейного архива шведских государственных деятелей и полководцев Делагарди, хранящаяся в Библиотеке Тартуского университета. Содержит исторические источники по истории Швеции, а также европейской истории в период 1571 —1653( — 1695) гг. (Отдел рукописей и редких книг Библиотеки Тартуского университета, ф. б).
- Тарановский Феодор Васильевич — см. выше. Ф. В. Тарановский в апреле 1917 г. стал профессором Петроградского университета. В этот момент он ещё профессор Юрьевского университета.
- Замятин Герман Андреевич (Слободск Вятской губернии 1882 — Пермь 1953) — историк, доктор исторических наук (Москва 1943). Изучал русско- шведские отношения начала XVII в. В 1902-1906 гг. учился на историко-филологическом факультете Юрьевского университета, в 1906 г. перевёлся в Петербургский университет, который окончил в 1907 г. В 1907-1909 гг. учился в Археологическом институте в Петербурге. В 1909 г. предложением попечителя Рижского учебного округа оставлен для приготовления к профессорскому званию при Юрьевском университете. С 23 сентября 1913 г. приват-доцент, с 5 октября 1917 г. доцент Юрьевского университета. В 1918 г. эвакуировался вместе с Юрьевским университетом в Воронеж. В дальнейшем профессор Воронежского университета, а также педагогических институтов в Курске, Волгограде и Перми. Подвергался репрессиям.
- Шереметев Сергей Дмитриевич (1844-1918), граф, гос. деятель, историк, председатель Общества любителей древней письменности (с 1888 г.), Общества ревнителей русского исторического просвещения в память Александра III (с 1895 г.), Археографической комиссии (с 1900 г.), почётный член АН (1890), почётный член Петербургского университета (с 1913 г). (Академик С. Ф. Платонов: Переписка с историками: В 2-хт. Отв. ред. С. О. Шмидт; Ин-т славяноведения. — М.: Наука, 2003. С. 290). Из-за последовавших оккупации и эвакуации сведения о дальнейшей судьбе этого предложения не обнаружены.
- В 1915 г. архив Делагарди вместе с частью имущества Юрьевского университета был эвакуирован в Нижний Новгород. Г. А. Замятин как специалист по архиву Делагарди, готовивший по нему магистерскую диссертацию, находившийся в пред-защитном периоде и нуждавшийся в материалах этого архива, в 1916 г. был командирован в Нижний Новгород для проверки, в каком состоянии находится университетское имущество. Он обнаружил, что условия хранения архива Делагарди неудовлетворительные. Поэтому архив Делагарди в 1917 г. был переведен в Петербург в распоряжение Археографической Комиссии, куда и предполагается поездка Замятина, о которой идёт речь в этом и следующем письме. В сентябре три тома архива были доставлены в Юрьев, но из-за внезапного наступления немцев тогда же эти тома были возвращены из Юрьева в Петроград.
- Отступление русских армий на германском фронте весной и летом 1915 г. и стабилизации фронта под Ригой в 1915 г. имели тяжёлые последствия и для города Юрьева, и для его университета. Наиболее ценное имущество университета эвакуировалось по частям в 1915 г. в Нижний Новгород, в 1916 г. в Пермь и в 1917 г. в Воронеж — места, которые в каждый конкретный момент рассматривались как потенциальное место эвакуации университета в целом. Юрьев был наводнён беженцами; сюда эвакуировалось множество государственных учреждений из Риги и ближайшего региона. Начались квартирный, топливный и продовольственный кризисы.
- Дружинин Василий Григорьевич — см. ссылку выше.
- Петухов Евгений Вячеславович (1863-1948) — профессор истории русской литературы Юрьевского университета в 1895-1918 гг.
- Ильинский Григорий Андреевич (1876-1937) — профессор языкознания Юрьевского университета в 1916-1918 гг.
- Кудрявский Дмитрий Николаевич (1867-1920) — профессор языкознания Юрьевского университета в 1898-1918 гг., профессор языкознания Воронежского университета в 1918-1920 гг.
- Речь идёт о предварительной договоренности о том, где Г. А. Замятину лучше печатать магистерскую диссертацию — в Петрограде под руководством С. Ф. Платонова или в Юрьеве в типографии Маттисена, где печатались многие академические издания. Позднее 18 марта 1918 г. в заседании историко-филологического факультета Юрьевского университета доценту кафедры всеобщей истории Г. А. Замятину было дано разрешение представить магистерскую диссертацию в рукописном виде, с условием, что она будет напечатана при первой возможности, так как в тот момент отсутствует техническая возможность её напечатать: Юрьев был оккупирован немцами 24 февраля 1918 г. Одним из оппонентов этой диссертации был назначен И. И. Лаппо. Из-за эвакуации и событий гражданской войны защита диссертации Г. А. Замятина «Из истории борьбы Польши и Швеции за Московский престолв начале XVII столетия. Падение кандидатуры Карла Филиппа и воцарение Михаила Фёдоровича» (Российская государственная библиотека. Научно-исследовательский отдел рукописей. Фонд 618. Замятин Герман Андреевич. Кар-тон2. Ед.хр. 2.165+1 лл.) состоялась только 29 декабря 1921 г. в Воронеже. И. И. Лаппо в этой защите не участвовал, т. к. в ходе гражданской войны покинул Воронеж и эмигрировал. Напечатана диссертация была только в начале XXI в. в книге: Замятин Г.А. Россиян Швеция в начале XVII века. СПб, 2008. С. 31 -242.
- Типография в Юрьеве.
- Майков Владимир Владимирович (1863-1942) — археограф, палеограф, библиограф, сотрудник Археографической комиссии (1886-1930), Публичной библиотеки (с1893 г., в 1900-1941 г. — в Рукописном отделении библиотеки), чл.-кор. АН (1925). (Академик С. Ф. Платонов: Переписка с историками: В 2-хт. Отв. ред. С. О. Шмидт; Ин-т славяноведения. М.: Наука, 2003. С. 294.)
- Новый Завет, Мф: 6, 21.
- Имеются в виду российские подданные.
- Граве Платон Платонович (1869-1919) — профессор математики Юрьевского университета 1898-1918. В 1918 г. эвакуировался с Юрьевским университетом в Воронеж, где в 1918-1919 гг. был профессором Воронежского университета.
- Слово «долго» зачёркнуто.
- Письмо написано практически накануне оккупации: Юрьев был оккупирован войсками кайзеровской Германии 24 февраля 1918 г.
- Ленкин Николай Петрович (1891-?) — студент-химик Юрьевского университета (ИАЭ.2100.1.7435; ИАЭ.1979.1.171.; Tartu ülikooli üliöpilaskonnateatmik. Kd. 1. 1889-1918. Tartu, 1986. Lk. 226).
- M. Г. Стояновский — неустановленное лицо.
- Эвакуация Юрьевского университета в Воронеж состоялась 17 июля и 31 августа 1918 г. двумя поездами.
- В 1928 г. И. И. Лаппо в своих воспоминаниях так писал об условиях жизни в период оккупации Юрьева кайзеровскими войсками: «„Die deutsche Macht ist Ordnung“, — провозгласили германские власти. Но этот „порядок“ так часто превращался в каприз германского лейтенанта» (Лаппо И. Памяти протоиерея о. М. Блейве. С. 17).
- 31 мая 1918 г. деятельность Юрьевского университета была официально прекращена. (Tartu ülikooli ajalugu. Kd. 2. 1798-1918. Tallinn: Eesti Raamat, 1982. Lk. 319).
- Предлог «в» зачёркнут.
- 17 июля нового стиля.
- Слово «больше» зачёркнуто.
- Учебные занятия в Воронежском университете начались 12 ноября 1918 г.
- Полянская Лидия Ивановна — сотрудник ЛО ЕГАФ.
- Сестрорецк, Крестовская улица, дом Лаппо — один из трёх домов жены И. И. Лап-по, где семья проводила летние каникулы. См., напр.: Письма профессора И. И. Лаппо И. Я. Спрогису из Юрьева (1906-1912). Публикация и комментарий Л. В.Дубьевой // Балтийский архив. T. IX. Вильнюс: Издательство Вильнюсского университета, 2005. С. 403-404.