Опубликовано Автор:

Иван Иванович Лаппо. Письма С. Ф. Платонову 1910–1918 годов

Поделиться "Иван Иванович Лаппо. Письма С. Ф. Платонову 1910–1918 годов"

1,692 просмотров всего, 1 просмотров сегодня

Иван Иванович Лаппо

ПИСЬМА С. Ф. ПЛАТОНОВУ (1910-1918)1

Письма из Юрьева 1910-1911 гг.

[л. 4-6]
[27.12.1910]

Глубокоуважаемый Сергей Феодорович!2

Позвольте поблагодарить Вас за Ваше письмо, полученное мною 22 де­кабря, а вместе с тем поздравить Надежду Николаевну3 и Вас с Рождествен­скими праздниками и наступающим Новым Годом.

Ваше пожелание, чтобы я представил мою книгу4 в качестве диссертации в Москву, а не в Петербург, окончательно убедило меня в правильности моего решения это сделать. Не скрою от Вас, что я довольно долго колебался в этом решении в последний год работы над моею книгою. С.-Петербургом я связан всею моею жизнью до 1905 года, когда я получил кафедру в Юрьеве, и Пе­тербургский Университет для меня Университет родной5. Он привязал меня к себе теми трудно выражаемыми словами связями, которые неощутительно рождаются в годы студенчества между студентом и его alma mater, он дал мне подготовку к научной работе, рядом командировок создал для меня возмож­ность архивной работы, дал мне материальные средства для напечатания ма­гистерской диссертации6, удостоил меня степени магистра и допустил меня к университетскому преподаванию в качестве приват-доцента. Я не могу не чувствовать себя много обязанным родному Университету и не могу не со­знавать своих связей с ним, хотя мне и суждено работать вдали от него.

Что касается Москвы, то связи с нею у меня стали образовываться сразу после окончания моего курса в Университете. Моя студенческая ме­дальная работа получила доступ на страницы Чтений Общества Ист[ории] и Др[евностей] Российских] в то время, когда я и не мечтал о том, что она достойна быть напечатанною; больше того — я не думал о возможности открытия для меня жизненной дороги учёного и не делал со своей сторо­ны никаких шагов для того, чтобы искать напечатания этой моей работы: самое предложение напечатать её явилось для меня полною неожиданно­стью. Дальнейшие годы с их работою в Московских архивах всё больше и больше роднили меня с Москвою, и за первою моею книжкою на страни­цах Чтений увидели свет четыре мои работы. Призвав меня к рассмотре­нию книги, представленной для соискания премии Г. Ф. Карпова, учёная Москва ещё до получения мною степени магистра признала меня достаточ­но компетентным для разрешения вопроса об учёных достоинствах выда­ющегося научного труда7; затем она присудила мне самому премию за мою магистерскую диссертацию и, наконец, в 1906 году, совершенно неожидан­но для меня, признала меня действительным членом Общества Ист[ории] и Др[евностей] Российских]. Всё это сделало для меня и Москву далеко не чужою. И ей я считаю себя много обязанным.

Но есть одна сторона, которая выдвигает для меня Москву особенно. Я привык создавать свои личные связи на основе общего дела с другими людьми, а не наоборот, т. е. не устанавливать сначала личные связи и уже затем через них идти к общему делу. Это, быть может, и недостаток во мне общественности, но как-то вышло, что он во мне укреплялся, благодаря ус­ловиям моей жизни. Средняя школа, в которой я исключительно препода­вал в Петербурге8 (те два семестра9, в которые мне пришлось читать лекции приват-доцента в Петербургском Университете, в силу самого характера приват-доцентских курсов, да и тревожности того времени в Университете, трудно считать преподаванием в настоящем смысле этого слова), дала мне как учителю много хорошего, и я всегда вспоминаю работу в ней с самым тёп­лым чувством и глубоким удовлетворением. Средней школе я был нужен, и в ней я был работником, ясно сознававшим, что для неё никогда не был лишним человеком. Далеко не то давали мне впечатления обстановки моей научной работы. Сложилось как-то так, что я стоял в Петербурге в стороне от той, так сказать, столбовой дороги, по которой пошли другие работни­ки в области русской истории, и старше, и моложе меня10. Я лишь наблюдал их движение по этой дороге, сам в нём не участвуя и не видя себя нужным ни одному высшему учебному заведению или учёному учреждению Петер­бурга. Между тем ко мне подкралась середина четвёртого десятка жизни, время, когда для человека наступает пора окончательно определить своё жизненное дело, если он хочет что-нибудь сделать серьёзно. Я был уже почти не в силах разделять себя на две равные половины, т. е. на учителя и на научного работника, и, не имея возможности уменьшать число уроков, которые были единственным моим заработком, а в то же время чувствуя себя дальше не в силах продолжать служить двум богам — науке и средней школе, так много бравшей от меня времени и внимания, — с болью со­знавал необходимость бросить научную работу, так как интересы средней школы, которые всё больше и больше привязывали меня к себе, сурово ста­вили крест на моей дальнейшей учёной работе. Но в это время подоспела кафедра в Юрьеве11, и я получил возможность всецело отдаться научной работе Создалось как-то так, что со мною как с научным работником Петербург не установил связей до самого недавнего времени, когда я был привлечён Археогр[афической] Комиссией к изданию Литовской метрики в качестве специалиста, живущего в ближайшем к Петербургу университетском городе12. Живя в Петербурге, я являлся почти исключительно работником в области средней школы. Наоборот, в Москве все мои отношения образовались только на научной почве. Всё это я передумывал много раз, размышляя о необходимости докторского диспута. Заставлять Вас читать, признаюсь, мою в достаточной степени неудобочитаемую книгу решиться мне было нелегко, так как сам по своему профессорскому опыту знаю, что не всё бывает интересно в диссертациях и что далеко не всегда хочется тратить на них время. Не сомневаюсь, что в Вашем лице я нашёл бы в Петербурге и благожелательного, и компетентного судью, каким Вы показали себя на моём первом диспуте13, но я не вижу в Петербургском университете второго оппонента, вполне знакомого с историей Западной России, а опыт моего магистерского диспута заставляет меня считаться и с этим обстоятельством, особенно теперь, когда за мною стоит университетская кафедра. В Москве мою книгу прочтут несколько человек, и, прежде всего Матвей Кузьмич14, в силу того, что она касается области их специального научного интереса, и я с бульшим спокойствием решаюсь задать ему и москвичам эту работу.

Если бы степень доктора не была необходима для ординатуры и улучше­ния материального положения, я бы её не искал вовсе. Я не изменил своего отношения к научной работе, которое Вы определили на моём магистерском диспуте словами: «И[ван] И[ванович]! Вы работаете для науки, а не для учё­ных степеней». Спасибо Вам за эти дорогие для меня слова. От души благо­дарю Вас и за обещание быть на моём диспуте14, если я к нему буду допущен.

Искренне уважающий Вас И. Лаппо.

Юрьев
27 декабря 1910 года.

* * *
[л. 7-8]
[1.05.1911]

Глубокоуважаемый Сергей Феодорович!

Вернувшись домой, разбираясь в пережитом за последние дни и строя уже планы дальнейшей работы, я вспомнил Ваши слова, сказанные мне при первом нашем свидании в апреле, с предложением рекомендовать меня министру юстиции на какую-то должность в Московском Архиве Министерства, где я могу хорошо работать над Метрикою. Вы сказали мне тогда, что эта должность с окладом в 5000 рублей, т. е. может и вполне устроить матери -ально, и в то же время дать полную возможность научной работы. Тогда я не вдумался в это предложение и не уяснил его себе. Теперь, передумывая всё это вновь, я стал серьёзно думать о Ваших словах, и, если они имели в виду должность директора Архива, то я не считаю себя вправе относиться к ним легкомысленно. Чувствуя себя одиноким работником в области Литовско-Русской истории после Унии, я должен на первом для себя плане ставить успеть за свою жизнь сделать возможно больше, а потому и не могу не дорожить такими жизненными условиями, которые позволяли бы мне так устроиться. Кроме того, если Вы действительно имели серьёзно в виду для меня эту должность в случае выхода в отставку Самоквасова15
, то она устраивает и мою семью, давая ей здоровые условия жизни. Поэтому, если возможно, не откажите сообщить мне, как мне относиться к Вашим словам, сказанным Вами мне тогда, и могу ли я рассчитывать на то, что это дело действительно осуществимо. Моя жизнь слилась с моею научною работою, и я считаю своим нравственным долгом не упускать возможности поставить себя именно в те условия, в которых работа эта может быть наиболее продуктивною.

У Палечека16 был. Справки от него получил и очень благодарю Вас за его любезность, которою я, конечно, обязан Вашей карточке.

Позвольте ещё раз поблагодарить Вас от души за Ваше доброе ко мне отношение в дни, соединившиеся в моей жизни с моим диспутом. Низкий поклон Надежде Николаевне.

Искренне преданный и уважающий Вас И. Лаппо.

Юрьев

1 мая 1911 года.

* * *
[л. 9-10]
[6.05.1911]

Глубокоуважаемый Сергей Феодорович!

Конечно, я не могу воспользоваться Вашим предложением. Произошло недоразумение. Его я, прежде всего, объясняю Вашим упоминанием о   ходатайстве перед министром юстиции, которое я никак не мог себе представить необходимым для назначений на второстепенные должности в Архиве. Окончательно же ввело меня в заблуждение Ваше упоминание 26 апреля о том, что должность Самоквасова имеет сделаться вакантной. Соединение этих двух разговоров и заставило меня понять Ваше предло­жение в том смысле, который мне представлялся единственно возможным. Таким образом, я должен лишь извиниться перед Вами за мою простоту и несообразительность.

Как учёный и давний профессор Вы, без сомнения, согласитесь со мною, что кафедра и почти двадцатилетняя работа исследователя заставляют меня беречь своё учёное имя и звание профессора, и должность подчинённого ме- триканта, конечно, не может быть ни в каком случае поставлена рядом с уни­верситетской кафедрой. В Юрьеве за шесть лет я уже завоевал себе известное положение и среди студентов, и среди своих коллег, что заставляет меня осо­бенно осторожно относиться к переходу куда-либо. К тому же создалась уже привычка и к значительной самостоятельности профессора в его служеб­ной деятельности. Из Юрьева, в конце концов, условия моей службы меня нисколько не гонят, и обстоятельства, которые могут меня заставлять желать его покинуть, — это трудность научной работы, которую можно делать лишь путём поездок в более богатые научными пособиями города, и нездоровые условия жизни для семьи. Но я постараюсь бороться с тем и другим по- преж­нему и буду продолжать работать в Юрьеве, ожидая или соответствующих приглашений других, более удобных для научной работы университетов, или соответствующих конкурсов, не делая вперёд со своей стороны никаких ша­гов, чтобы ускорить своё расставание с нашим маленьким городком.

Ввиду всего этого, благодаря Вас за Ваше предложение, я очень прошу Вас ничего не делать для его осуществления.

Низкий поклон Надежде Николаевне.

Искренне преданный Вам И. Лаппо.

Юрьев
9 мая 1911 года.

Письма из Юрьева 1915-1918 гг.
[л. 16-17]
[25.01.1915]

Глубокоуважаемый и Дорогой Сергей Феодорович!

В Юрьеве получил кое-какие данные для суждения о положении так много обсуждавшегося с Вами дела и считаю необходимым поделиться ими с Вами. Имеются некоторые указания на то, что еретическая мысль не оставлена17. Когда я рассказывал Вам об историческом отныне заседании нашего Факультета, бывшем в начале декабря, я, кажется, забыл сообщить Вам, что большой друг Кр[ашениннико]ва18 Озе19 настаивал на проведении зловредного предложения Кр[ашениннико]ва не через нашего министра20, а через министра двора 21, прибавив при этом, что имеет к нему доступ и лич­ные с ним отношения. 22 января было заседание на Учительских Курсах. Озе на нём не присутствовал, а на повестке написал о своём отъезде из Юрье­ва. Мне сказали, что он уезжал в Петергоф для приискания дачи. Однако настроение Кр[ашениннико]ва заставляет опасаться того, что дело тут не в одной даче. Имеются некоторые основания думать, что задуманы, а, мо­жет быть, и сделаны уже некоторые шаги в сторону министра двора, а, воз­можно, и предпринята попытка добиться личного представления героя всей этой истории Государю. Словом, едва ли оружие сложено. Боюсь, что мы в периоде нового развёртывания сил, как теперь постоянно пишут в обзорах военных действий. Определённо признать это не решился бы, но и скрыть от Вас своих опасений не могу — таковы люди, среди которых приходится жить! К тому же политика покойного Кассо 22 дала им такую привычку к из­вестным приёмам и уверенность в полном уничтожении из жизни понятий долга и чести, этих вредных вещей с точки зрения покойного министра!

Дела у нас происходят прямо удивительные. Кр[аше-ниннико]в делает визиты членам Совета, на которых считает возможным подействовать в пользу своего избрания в ректора 23. Кому обещается орден, кому ординатура, кому по­собие и другие блага! И г.г. профессора принимают его, выслушивают и подда­кивают! Я никогда не думало возможности такого нравственного безразличия, а между тем живу уже 46-й год, и немало видел на своём веку разных людей! История, которая вышла со мной к 1-му января в Министерстве, по-видимому, на часть юрьевцев произвела своё впечатление. В нём отразились и личность немногих профессоров, с которыми был о ней разговор: кто в душе доволен, кто стал относиться ко мне с опаской, а кто и искренне чувствует безобразие этого дела.

Не откажитесь передать от меня и жены24 наш привет глубокоуважае­мой Надежде Николаевне.

Искренне преданный Вам И. Лаппо.

Юрьев

25 января 1915 года.

* * *
[л. 18-19]
[7.02.1915]

Глубокоуважаемый и Дорогой Сергей Феодорович!

От души благодарю Вас за письмо и добрые вести. Очевидно, что благо­даря Вам, дикое начинание Кр[ашениннико]ва окончательно обезврежено. Но я до сих пор не могу решить: какую бы меру воздействия по отношению к сему «герою» должна бы была принять власть — розги или смирительную рубашку. Последняя, пожалуй, была бы нужнее. Этот «ярыжный человечишка, с кабаков пропойца», как любил сочно выражаться Сильвестр Медведев, теперь купается в грязи по горло25. Исправляя обязанности] ректора, он ли­шил власти исправляющего] об[язанности] проректора, профессора] бо­гословия Царевского26. У нас теперь все исправляющие] обязанности, ибо с октября не был созван Совет для избрания ректора и проректора (первый назначен в Вильну попечителем27 , второй выслужил срок в сентябре)! Оба стремятся получать по 5-8 рублей в день за временное исполнение своих обязанностей. Теперь столкновение временных властей приняло характер скандала. Оба пишут друг другу официальные бумаги с запросами и ответа­ми и жалуются властям, а так как оба они люди испытанные в литературной деятельности по отделу пасквилей и доносов, то воображаю, что у них полу­чается в их литературных упражнениях! Царевский говорит, что он уже по­слал прошение министру о предании Кр[ашениннико]ва суду за превышение власти. Чем всё это кончится, предугадать нельзя. Но представляю себе по­ложение нового министра! Часть профессоров не выдержала. 4-го февраля подано Кр[ашениннико]ву заявление о необходимости созвать Совет для из­брания ректора и проректора. Я был в числе присоединивших свои подписи к этому заявлению. Пока, однако, результатов заявления нет, когда будут, не­известно, ибо поденное вознаграждение за исполнение обязанностей] рек­тора, видимо, заставляет «героя» откладывать созыв Совета сколько будет возможно. На Щербакова28 надеяться не приходится. Он не показывается в Юрьеве и не вмешивается в дрязги, которые приняли гигантские размеры. Он даже допустил исполнение Кр[ашениннико]вым обязанностей декана одновременно с ректорскими. Мечтаем о ревизии Университета. Раньше Ун[иверситет] обращали в клоаку г. г. студенты, а ныне г. г., и[справляющие] обязанности] ректора и проректора. Немцы29, конечно, зло посмеиваются, и у них есть для этого основания! Кстати, о немцах. Из Риги получил пись­мо от неизвестного мне лично домовладельца. Хочет организовать конкурс на тему «Засилье немцев над русскими в Приб[алтийском] Крае после его присоединения к России». Просит меня быть экспертом. Премию автору даёт в 2000 р[у6лей]. Написал М[ихаилу] К[узьми]чу30 — если тему несколь­ко перекроить и сделать её научною, Общество Ист[ории] и Др[евностей] Российских], думаю, возьмёт конкурс в свои руки.

Искренне преданный Вам И. Лаппо.

Вместе с женою шлём привет Вам и глубокоуважаемой Надежде Николаевне.

* * *

[л. 20-21]
[6.03.1915]

Глубокоуважаемый и Дорогой Сергей Феодорович!

Вчера мне передал Ф. В. Тарановский31 Ваше приглашение свидеться у Вас с М. К. Любавским и М. М. Богословским32 около 12 числа. К великому сожалению, не предвижу возможности выехать из Юрьева в Петроград раньше пятницы 13 марта. Распоряжение Министерства о раннем окончании занятий в средних уч[ебных] заведениях заставило крайне ускорить пробные уроки слушателей Педагогических курсов и поставить длинный ряд их на чистой неделе до пятницы включительно. Отменить их — значит, лишить курсистов возможности выполнить требования для получения диплома. Но я надеюсь повидаться с Вами до отъезда в Москву, ибо страстную и святую недели предполагаю провести в Петрограде. Тогда надеюсь узнать, к чему пришли Вы и Ваши собеседники, и вполне уверен, что не разойдусь в своих мыслях с Вами.

У нас в Университете бед-лам по-старому (хочется верить, что скоро он прекратится с утверждением нового ректора33). Мне пришлось даже подать обширный рапорт исправляющему] о6[о6язанности] ректора с требованием доложить Совету бумагу М. К. Любавского!

От Вас всё поджидал вестей о результатах заседания Совета Ист[ори-ческого] Общества 2 марта. Ф. В. Тарановский сказал мне, что Вы нездоровы. Надеюсь, что серьёзного ничего нет.

От души желаю Вам и Надежде Николаевне всего хорошего.

Искренне преданный Вам И. Лаппо.

Юрьев

6 марта 1915 года.

* * *
[л. 24-25]
[8.04.1916]

Глубокоуважаемый и Дорогой Сергей Феодорович!

За последние годы привык бывать у Вас в Светлый Праздник и лично приветствовать с ним глубокоуважаемую Надежду Николаевну и Вас. В этом году я должен праздники проводить в Юрьеве, а потому чувствую душевную потребность, хотя издалека, сказать Вам и семье Вашей: Христос Воскресе!
В Петрограде мечтаю быть в двадцатых числах апреля. Тогда, Бог даст, повидаюсь с Вами. Живу помаленьку. Праздники нынче вышли тяжеловаты. Причина: возможность призыва сына 34, которая лишила спокойствия жену. А она, как Вы знаете, человек в смысле здоровья вообще, а нервов в особенности [неразборчиво, зачеркнуто. — Л. Д.\, малонадёжный. Но для сына действительно получилось положение довольно трудное. Он в декабре получил золотой кружок за сочинение. Теперь надо готовить сочинение к печати, ибо юридич[еский] факультет постановил его напечатать. Надо работать и в то же время думать о поступлении в военное училище. Притом неизвестно, будет ли призыв студентов Ш-го курса, родившихся в 1895 г. и переходящих на IV курс. А это лишает возможности принять то или другое решение немедленно. Прибавить к этому возобновление у сына временами болезни почек, а временами её большое улучшение, и Вы поймёте, что жена совсем лишилась спокойствия, да и я не могу похвастаться хорошим самочувствием.

Но что делать! Теперь всем нелегко. Дал бы Бог поскорее поколотить изуверов – немцев !

От Василия Григорьевича знаю, что Вы уже давно получили издание Литовского Статута35. Как Вы его находите?

Всею семьёю шлём привет Надежде Николаевне, Вам и всей Вашей семье.

Искренне преданный и уважающий Вас И. Лаппо.

Юрьев
8 апреля 1916 года.

* * *
[л. 28-29] 4.11.1917

Глубокоуважаемый и Дорогой Сергей Феодорович!

Наконец отношения университета и Комиссии 36 по делу об архиве Де-лагарди37 оказались в Юрьеве выясненными. Вчера был Совет, на котором я и сделал сообщение о ходе всего дела, который был здесь совершенно неизвестен. Дело в том, что до вчерашнего дня никто не знал о ходатайстве Феодора Васильевича38 перед Вами и Комиссией, что и послужило источником ряда недоразумений. После моего сообщения Совет постановил принести Комиссии глубокую благодарность и, согласно её желанию, командировать в её распоряжение Замятина39, со дня, который она сама назначит. Мне не надо Вам добавлять к этому, что постарался повыпуклее представить всю несуразность первой бумаги Университета — не мог отказать себе в удовольствии заставить постыдиться за сделанное правлением неприличие. В заключение я заявил, что, в виду редкой и исключительной заботы Комиссии об интересах Ун[иверсите]та, я считаю своим долгом предложить графа40 к избранию в почётные члены. Об этом уже переговорил с ректором и деканом, и около 20-го февраля внесу предложение в Факультет. Предложение пойдёт не от одного меня — это будет тактичнее по ряду соображений.

Архив Д[елагарди] будет переведён в Комиссию41. Я на этом настоял особенно потому, что возвращение нашего имущества в Юрьев задержится, а между тем близится таяние снегов, крыша же сарая, в котором ящик хранится, ненадёжна. Конечно, ящик надо будет перетянуть железными обручами.

Замятину, думается, можно выезжать числа 14-15, т. е. сразу после восстановления железнодорожного движения. Когда назначите ему явиться к Вам? Жду от Вас указаний.

Что до меня, то я живу теперь уже в комнате с моею мебелью. Обещают, что со временем получу и целую квартиру42. Дал бы Бог, чтобы это случилось поскорее. Если бы Вы знали, как я устал от бивуачного образа жизни!

Не откажитесь передать мой низкий поклон глубокоуважаемой Надежде Николаевне.

Искренне преданный и уважающий Вас И. Лаппо.

Юрьев Лифл[яндский]. Рыцарская ул. 22.

Василию Григорьевичу43 пишу одновременно.

* * *

[л. 31-32] [9.02.1917]

Глубокоуважаемый и Дорогой Сергей Феодорович!

Сегодня получил Ваше письмо и записку. Найти протоколы Совета Петр[оградского] Университета в Юрьеве теперь невозможно, ибо библиотеки нет. Поэтому я особенно рад Вашей посылке и очень Вас за неё благодарю. Надеюсь, что через несколько дней выработаю текст своего предложения, которое согласно предварительным переговорам, по-видимому, будет внесено от имени четырёх членов Факультета — русских историка, словесника и лингвистов (кроме меня — Петухов44, Ильинский45 и Кудрявский46). Боюсь, однако, что в Совет попадёт лишь в начале марта — так, кажется, подойдёт время заседания.

Что до Замятина, то я послежу, чтобы он попал в Петроград или до Вашего отъезда в Москву, или же в начале 20-х чисел. Но не лучше ли бы было ему печатать под Вашей редакцией, как Вы предлагали раньше? Ваши указания были бы ему так нужны, и качества издания, конечно, были бы выше47. Не уверен я в том, что типография Маттисена48
возьмёт новую работу. О том, чтобы Замятин уклонился от переговоров с Майковым49, уже передал.

Искренне преданный и уважающий Вас И. Лаппо.

9.11.1917

Юрьев.

* * *
[л. 33-34] [6.02.1918]

Глубокоуважаемый и Дорогой Сергей Феодорович!

Уже около месяца я в Юрьеве, и хочется подать Вам весть о себе и получить известия о Вас и Архиве, с которым сроднился. Как переживаете Вы безвременье лихолетья и что творится с Архивом, а особенно с уложенными мною ящиками и библиотекой? Болит душа за сокровища, над которыми работал и цену которых узнал во время их разбора. Чем дальше, тем больше чувствуешь тяжесть своей оторванности от П[етрогра]да, ибо «идеже сокровище ваше, ту будет и сердце ваше»50.

Знаю, что теперь в П[етрогра]де отчаянно скверно. Неважно становится и у нас, хотя в первое время по приезде можно было в Юрьеве даже отдыхать от обстановки жизни в «колыбели великой русской революции», как любят выражаться «товарищи». Улицы чистятся, хлеб был, озлобленных лиц было не видно. Последние недели две изменили положение. Немцы51 были объявлены вне закона. Масса арестов и обысков. Реквизиция припасов и захват золота и денег (свыше тысячи рублей деньги отбираются). Пострадали и немцы-профессора, а по недоразумению и некоторые русские. Таку Граве52 были захвачены 100 тысяч с лишком (деньги ему потом вернули за исключением трёх тысяч, которые пропали). Все живём в ожидании обысков. Лично я пока не был этим валом мути задет. По-видимому, спасала некоторая привычка ко мне местного общества как к старому профессору, поработавшему для Университета и местной школы. Но не надеюсь на то, что долго53 это защитит меня надолго. Душою отдыхаю в аудитории (читаю двойное количество лекций, возмещая осенний семестр). Студенты мои выше похвалы. Как будем жить дальше, не знаю. Появление немецких касок весьма возможно54.

Шлю душевный привет Надежде Николаевне, Вам и всей Вашей семье.

Искренне Вам преданный и уважающий вас И. Лаппо.
Юрьев. Рыцарская ул. 22. 6.II.18

***
[л. 35]

Почтовая карточка [Дата штемпеля] Петроград 12.5.18
[Адрес]
Петроград
Сергею Феодоровичу Платонову Каменноостровский просп[ект] 75
26.IV. 9.V.18

Глубокоуважаемый и Дорогой Сергей Феодорович!

Христос Воскресе!

Пользуюсь оказией послать Вам привет и дать о себе весть. Тяжело жить под властью завоевателей! Если выпустят и если узнаю, что в Петрограде можно жить, мечтаю во второй половине мая туда двинуться. Как Вы и что с Архивом? Если черкнёте письмецо, очень обрадуете. Его мне доставят, если направите сразу надежному юрьевцу по адресу Η. П. Ленкину55 — Каменноостровский пр[оспект] 29, кв. 26 (М. Г. Стояновского56) для И. И. Лаппо. Положение русских служащих и университета страшно трудное. Идёт явная ликвидация, а мы не имеем никаких сообщений от нашего «правительства». Пока живы. Ваш И. Лаппо.

Письма из Воронежа 1918 г.

***

[л. 36-37] Воронеж Пятницкая ул[ица] 10. 28 сент[ября] (11 окт[ября]) 1918г[ода]

Дорогой и Глубокоуважаемый Сергей Феодорович!

Давно собирался писать Вам (в Воронеже уже с 12/25 июля57), но поначалу хлопоты по устройству на новом месте жизни не давали возможности сесть за письмо, а потом всё думал о личном свидании с Вами, ибо с неделю на неделю откладывал задуманную и необходимую поездку в Петроград, и только теперь вижу, что она должна быть отложена на значительный срок. Из Юрьева писал Вам не раз с оказиями, т. к. после оккупации пользоваться почтою было нельзя. Не знаю, доходили ли до Вас мои письма. Что Вам рассказать о себе теперь? Пережить пришлось так много, что не знаю ни с чего начать, ни что выделить из пережитого для рассказа. В Юрьеве после кануна вступления немцев (я в числе представителей интеллигенции был предназначен к убийству) наступила эпоха Ordnung58, как её именовали сами новые военные власти. Но сколько горечи и сколько унижения в эту эпоху! Открытое гоненье на всё русское, в строгой системе и нескрываемом презрении. Русский Университет был закрыт с середины мая совсем59. Уничтожалась и русская школа вообще. Балтийские немцы «сорвали с себя маски», по их собственному признанию в печати и в проповедях пасторов, и, повесив на свои дома имперские германские флаги, повели в60 решительную борьбу со всем русским военные власти, которые не смогли не подчиниться руководству этих господ. Отъезда в Воронеж мы ожидали при таких условиях с нетерпением и с боязнью невыпуска нас немцами как заложников и предмет обмена на библиотеку и имущество Университета, эвакуированные из Юрьева. 4-го июля61, однако с поездом, присланным из «России», двинулись в путь, в товарных вагонах. Восемь дней пути, кажется, были лучшим временем для меня за все последние месяцы. С открытою дверью вагона, на своих креслах, среди своего скарба, ехали как бы своим домом. Было тесновато ( 16 человек) в вагоне, но не было с нами ни больших забот, ни немцев, а к опасностям и случайностям уже была привычка. По приезде в Воронеж трудности жизни заставили не раз вспоминать дорогу (но не Юрьев!). Квартир нет. Живём в комнатах, причём «уплотнение» доведено до того, что комната полагается не больше62 меньше, чем на двух человек. Только врачам даётся лишняя комната. Цены на всё растут не по дням, а по часам. Размера петроградских, по-видимому, не достигли, но высоки достаточно. Но главное зло — различные декреты, которые сыпятся словно из рога изобилия: декреты о выселении «буржуев» на окраины без права взять с собою своё имущество, обыски и т. д. и т. д. Университет не открывался ещё, но готовится к открытию63. Работать крайне трудно — живём семьею в двух комнатах. Жена устала и исхудала страшно. Похудели и все. Несколько забываюсь в занятиях в Архивной Комиссии. Как переживаете Вы теперешние времена? Что с Архивом Министерства? Очень обрадуете, если найдёте время для нескольких строк мне. Надежде Николаевне шлю мой душевный привет.

Искренне преданный и уважающий Вас И. Лаппо.

* * *
[л. 38-39] Воронеж

16 (29) дек[абря] 1918г[ода] Глубокоуважаемый и Дорогой Сергей Феодорович!

Стороною узнал, что просьба моя, с которою к Вам обращался довольно давно (о получении охранных листов для моего имущества), встретила у Вас отклик, и Л. И. Полянская64 доставила документ на мою петроградскую квартиру. Теперь, по крайней мере, за то, что мне пришлось оставить там, могу беспокоиться меньше. От души благодарю за это Вас и тех, кто действовал по Вашему слову. Из них пока знаю одну Лидию Ивановну. Что делается у меня в Сестрорецке65, пока не знаю. Одновременно с этим письмом к Вам, с тою же оказией, посылаю письмо и туда.

Что Вам сказать о жизни в Воронеже? Увы, хорошего сообщить не могу ничего. Главное здание Ун[иверсите]та (бывший Кадетский Корпус) захвачено красноармейцами и уже обращено ими в свальное место для нечистот. Невольно удивляешься таланту, с которым это делается, а также вкусам и привычкам этих троглодитов. Комнаты, в которых они спят, и коридоры уже через день оказались и их уборными, в буквальном смысле. Можно себе представить, что теперь, через месяц после вступления в здание доблестных красноармейцев, там происходит. Настроение в городе подавленное: выселения из квартир, отсутствие дров, реквизиции, расстрелы и прочие прелести современной жизни осчастливленной России. Знаете, мне временами становится очень жалко бедного Маркса. Что сказал бы он теперь о тех, кто называет себя его адептами. Но в Воронеже есть и ещё повод пожалеть его. Во время октябрьских торжеств на площади III Интернационала (так теперь именуется Кадетский плац) поставили лобастый бюст с большою бородою, заявив, что это бюст Маркса. Стоял он гордо на эстраде, освещаемый по ночам электричеством и охраняемый солдатом. Но с месяц тому назад рабочие, во время обучения их военному строю, с непочтительными возгласами свергли «дедку» с пьедестала, обломали ему нос, а затем разбили.

Душевный привет Надежде Николаевне и всем Вашим.

Подготовка публикации и комментарии Л. В. Дубьевой

Выражаем признательность родственникам И. И. Лаппо В. Д. Чебанову, С. В. Чебанову и Е. Г Поповой-Яцкевич за посредничество и консультации при подготовке писем к публикации.

Иван Иванович Лаппо. Письма С. Ф. Платонову 1910–1918 годов.// «РУССКИЙ МIРЪ. Пространство и время русской культуры» № 9, страницы 147-168

Скачать текст

 

 

Примечания

 

  1. Российская национальная библиотека. Ф. 585 Платонов С. Ф. Оп. 1. Д. 3344. Л. 4–39.
  2. Платонов Сергей Фёдорович (1860-1933) — историк, источниковед, археограф. Член-корреспондент (1908) Петербургской АН, академик (1920) Российской АН. Директор женского педагогического института (1903-1916). Председатель Архе-ографической комиссии (1918-1929), директор Пушкинского дома (Института русской литературы АН СССР (1925-1929), Библиотеки АН СССР (1925-1928). В 1893 г. И. И. Лаппо был учеником С. Ф. Платонова.
  3. Платонова (ур. Шамонина) Надежда Николаевна (1861/62-1928) — жена С. Ф. Платонова.
  4. Лаппо И. И. Великое княжество Литовское во второй половине XVI столетия. Литовско-Русский повет и его сеймик. Юрьев: К. Маттисен, 1911. XIII, 1, 624,191,1 с.
  5. И. И. Лаппо окончил Санкт-Петербургский университет в 1892 г., в 1893 г. остав-лен С. Ф. Платоновым для приготовления к профессорскому званию.
  6. Лаппо И. И. Великое княжество Литовское за время от заключения Люблинской унии до смерти Стефана Батория (1569-1586). Опыт исследования политического и общественного строя. T. 1. Санкт-Петербург: Типография И. Н. Скороходова, 1901.780 с.
  7. Лаппо И. Отчёт о десятом (на титульном листе «девятом». — Л.Д.) присуждении премии Г. Ф. Карпова Императорским Обществом Истории и Древностей Россий¬ских при Московском университете. Москва, 1903. 78 с.
  8. И. И. Лаппо преподавал в Императорской Николаевской Цар-ско сельской гим-назии, Санкт-Петербургской Мариинской гимназии и Императорском Воспита-тельном обществе благородных девиц.
  9. Приват-доцент И. И. Лаппо читал в Санкт-Петербургском университете курсы «Исторический обзор научной разработки истории Литвы и Западной Руси» и «История литовско-русской шляхты»: Обозрение преподавания наук в Импе-раторском Санкт-Петербургском университете за 1904/1905 академический год. СПб., 1904. С. 20 (Брачев В. С., Дворниченко А. Ю. Кафедра русской истории Санкт-Петербургского университета 1834-2004. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2004. С. 162).
  10. О магистерской работе И. И. Лаппо см., наир.: «По своему содержанию работа И. И. Лаппо примыкает к работам по литовско-белорусской истории М. К. Любав- ского и М. В. Довнар-Запольского и, строго говоря, плохо вписывается в направ¬ление петербургской школы». Брачев В. С., Дворниченко А. Ю. Кафедра русской истории Санкт-Петербургского университета 1834-2004. СПб., 2004. С. 123.
  11. И. И. Лаппо был назначен экстраординарным профессором русской истории Юрьевского университета 13 мая 1905 г.
  12. Имеется в виду Юрьев Лифляндский, совр. Тарту.
  13. Защита магистерской диссертации И. И. Лаппо состоялась 3 февраля 1902 г.
  14. Любавский Матвей Кузьмич (1860-1936) — историк, профессор Московского университета, ректор Московского университета (с 1911); академик АН СССР (1929; чл.-кор. 1917). Магистерская диссертация «Областное деление и местное управление Литовско-Русского государства ко времени издания Литовского Ста¬тута» (1892); докторская — «Литовско-Русский сейм» (1900). Подробнее см.: Сидоров А. В., Старостин Е. В. Любавский Матвей Кузьмич (1860-1936) //Исто¬рики России. Биографии. М.: РОССПЭН, 2001. С. 369-377.
  15. Самоквасов Дмитрий Яковлевич (1943-1911) — русский археолог, историк права, архивовед. Ординарный профессор истории русского права Варшавского (1873-1892) и экстраординарный профессор истории русского права Московского (1894-1911) университета. В 1892-1911 являлся директором Московского архива министерства юстиции.
  16. Палечек Николай Иосифович (1878-1937) — заведующий Разрядом учёных учреждений и высших учебных заведений Министерства народного просвещения (с 1909 г.). Вице-директор департамента Министерства народного просвещения (1917 г.). (Выражаю признательность П. А. Трибунскому за любезное предоставление этих данных. -Л. Д.).
  17. О предложении присудить степень доктора русской истории Николаю II см.: «На экстренном заседании историко-филологического факультета (Юрьевского университета. — Л. Д.) 3 декабря 1914 г. (присутствовали декан профессор Краше­нинников, профессора Петухов, Грунский, Лаппо, Мазинг, Регель, Озе, Кудрявский, Цвет, Фельсберг и отсутствовал Тарле) было предложено присудить степень доктора русской истории «Державному покровителю нашего университета Его Император­скому Величеству Государю… ввиду особо выдающихся заслуг Его Императорского Величества в области русской истории». По-видимому, предложению Крашенин­никова в результате так и не дали хода». — Тамул Сырье. Тарту и его университеты ( 1905 -1918 годы ) // Университет и город в России (начало XX века). Ред. Т. Маурер и А. Дмитриева. М.: Новое литературное обозрение, 2009. С. 658-659.
  18. Крашенинников Михаил Никитич (1865-1932) — профессор классической фи­лологии Юрьевского университета в 1896-1918 гг., профессор Воронежского университета в 1918-1929 гг.
  19. Озе Яков Фридрихович (латыш. Jëkabs Osis, нем. Jakob Ohse, 1860-1919) — профессор философии Дерптского/Юрьевского университета в 1889-1918 гг.
  20. Игнатьев Павел Николаевич (1870-1945), граф, гос. деятель, с 9 января 1915 г. временно исполняющий обязанности министра народного просвещения, министр просвещения с 6 мая 1915 г. по 27 декабря 1916 г.
  21. Фредерикс Владимир Борисович (1838-1927), граф, гос. деятель, министр импе­раторского двора в 1897-1917 гг.
  22. Кассо Лев Аристидович (1865-1914) — гос. деятель, правовед, профессор Юрьевского (1892-1895), Харьковского (1895-1898) и Московского (1899-1910) ун-тов, преподаватель Константиновского межевого ин-та (1901-1906), министр народного просвещения (1911-1914).
  23. М. Н. Крашенинников как «старший на службе декан» (с 1907 г., переизбран в 1911 г.) был исполняющим обязанности ректора с ноября 1914 г. по май 1915 г. (Анфертьева А. М. Н. Крашенинников: к портрету учёного и человека // Рукописное наследие русских византинистов в архивах Санкт-Петербурга. СПб.: Дмит­рий Буланин, 1999. С. 393).
  24. Лаппо (Конюшевская) Вера Антоновна (18741-1944?) —жена историка профессора Ивана Ивановича Лаппо. (Исторический архив Эстонии — ИАЭ.1979.1.171. Л. 9).
  25. Другие коллеги М. Н. Крашенинникова в своей переписке также позволяли себе «крепкие выражения» о нём. См.: Анфертъева А. Н. М. Н. Крашенинников: к портре­ту учёного и человека// Рукописное наследие русских византинистов в архивах Санкт- Петербурга. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. С. 389.
  26. Царевский Арсений Симеонович (1853-1920-е) — протоиерей (1894), профессор Юрьевского университета по кафедре православного богословия (с 1892), проректор университета в 1911-1914 гг.
  27. Алексеев Виссарион Григорьевич (1866-1943) — профессор чистой математики Юрьевского университета с 1895, в 1908-1909 проректор, в 1909-1914 и 1917-1918 ректор Юрьевского университета, с 23 сентября 1914 года по 15 июня 1915 попечи­тель Виленского учебного округа.
  28. Щербаков Алексей Иванович (1858-1944) — врач, профессор Варшавского (с 1895) и Новороссийского (с 1908) университетов, попечитель Одесского (с 1908) и Рижского (с 1912) учебных округов.
  29. И. И. Лаппо имеет в виду коллег по Юрьевскому университету — профессоров- немцев, продолжавших там преподавание и после перехода Юрьевского университета на русский язык обучения.
  30. Любавский Михаил Кузьмич — см. ссылку 13 к письму от 27.12.1910.
  31. Тарановский Фёдор Васильевич (1875-1936) — историк права, профессор Юрьевского (1908-1917), Петроградского (1917-1920), Белградского университетов (1921-1936).
  32. Богословский Михаил Михайлович (1867-1929) — историк, проф. Московского ун-та (с 1911 г.), зав. кафедрой русской истории, член-корреспондент (1920), ака-демикАН (1921).
  33. В 1915-1917 гг. ректором Юрьевского университета был профессор уголовного права Пётр Павлович Пусторослев (1854-1928).
  34. Лаппо Иван Иванович (младший) (24.04.1895 Петербург — 1944?), юрист, сын историка Ивана Ивановича Лаппо. В 1913-1918 гг. студент юридического факультета Юрьевского университета. В 1918 г. бесплатно преподавал в Свято-Исидоров -ской церковно-приходской школе, находившейся под попечением Приходского Совета Юрьевского Успенского собора, председателем которого был И. И. Лаппо (старший). Продолжил юридическое образование в Праге, доктор права (1935).
  35. Лаппо И. И. Литовский Статут в московском переводе-редакции. Юрьев, 1916. XXX, 393 с. Лаппо И. И. Литовский Статут в московском переводе-редакции // Летопись занятий Императорской Археографической Комиссии за 1915 [так! -Л. Д.] год. Вып. 28. СПб., 1916. С. І-ХХХ, 1 -395.
  36. Имеется в виду Археографическая комиссия.
  37. Архив Делагарди — часть семейного архива шведских государственных деятелей и полководцев Делагарди, хранящаяся в Библиотеке Тартуского университета. Содержит исторические источники по истории Швеции, а также европейской истории в период 1571 —1653( — 1695) гг. (Отдел рукописей и редких книг Библиотеки Тартуского университета, ф. б).
  38. Тарановский Феодор Васильевич — см. выше. Ф. В. Тарановский в апреле 1917 г. стал профессором Петроградского университета. В этот момент он ещё профессор Юрьевского университета.
  39. Замятин Герман Андреевич (Слободск Вятской губернии 1882 — Пермь 1953) — историк, доктор исторических наук (Москва 1943). Изучал русско- шведские отношения начала XVII в. В 1902-1906 гг. учился на историко-филологическом факультете Юрьевского университета, в 1906 г. перевёлся в Петербургский университет, который окончил в 1907 г. В 1907-1909 гг. учился в Археологическом институте в Петербурге. В 1909 г. предложением попечителя Рижского учебного округа оставлен для приготовления к профессорскому званию при Юрьевском университете. С 23 сентября 1913 г. приват-доцент, с 5 октября 1917 г. доцент Юрьевского университета. В 1918 г. эвакуировался вместе с Юрьевским университетом в Воронеж. В дальнейшем профессор Воронежского университета, а также педагогических институтов в Курске, Волгограде и Перми. Подвергался репрессиям.
  40. Шереметев Сергей Дмитриевич (1844-1918), граф, гос. деятель, историк, председатель Общества любителей древней письменности (с 1888 г.), Общества ревнителей русского исторического просвещения в память Александра III (с 1895 г.), Археографической комиссии (с 1900 г.), почётный член АН (1890), почётный член Петербургского университета (с 1913 г). (Академик С. Ф. Платонов: Переписка с историками: В 2-хт. Отв. ред. С. О. Шмидт; Ин-т славяноведения. — М.: Наука, 2003. С. 290). Из-за последовавших оккупации и эвакуации сведения о дальнейшей судьбе этого предложения не обнаружены.
  41. В 1915 г. архив Делагарди вместе с частью имущества Юрьевского университета был эвакуирован в Нижний Новгород. Г. А. Замятин как специалист по архиву Делагарди, готовивший по нему магистерскую диссертацию, находившийся в пред-защитном периоде и нуждавшийся в материалах этого архива, в 1916 г. был командирован в Нижний Новгород для проверки, в каком состоянии находится университетское имущество. Он обнаружил, что условия хранения архива Делагарди неудовлетворительные. Поэтому архив Делагарди в 1917 г. был переведен в Петербург в распоряжение Археографической Комиссии, куда и предполагается поездка Замятина, о которой идёт речь в этом и следующем письме. В сентябре три тома архива были доставлены в Юрьев, но из-за внезапного наступления немцев тогда же эти тома были возвращены из Юрьева в Петроград.
  42. Отступление русских армий на германском фронте весной и летом 1915 г. и стабилизации фронта под Ригой в 1915 г. имели тяжёлые последствия и для города Юрьева, и для его университета. Наиболее ценное имущество университета эвакуировалось по частям в 1915 г. в Нижний Новгород, в 1916 г. в Пермь и в 1917 г. в Воронеж — места, которые в каждый конкретный момент рассматривались как потенциальное место эвакуации университета в целом. Юрьев был наводнён беженцами; сюда эвакуировалось множество государственных учреждений из Риги и ближайшего региона. Начались квартирный, топливный и продовольственный кризисы.
  43. Дружинин Василий Григорьевич — см. ссылку выше.
  44. Петухов Евгений Вячеславович (1863-1948) — профессор истории русской литературы Юрьевского университета в 1895-1918 гг.
  45. Ильинский Григорий Андреевич (1876-1937) — профессор языкознания Юрьевского университета в 1916-1918 гг.
  46. Кудрявский Дмитрий Николаевич (1867-1920) — профессор языкознания Юрьевского университета в 1898-1918 гг., профессор языкознания Воронежского университета в 1918-1920 гг.
  47. Речь идёт о предварительной договоренности о том, где Г. А. Замятину лучше печатать магистерскую диссертацию — в Петрограде под руководством С. Ф. Платонова или в Юрьеве в типографии Маттисена, где печатались многие академические издания. Позднее 18 марта 1918 г. в заседании историко-филологического факультета Юрьевского университета доценту кафедры всеобщей истории Г. А. Замятину было дано разрешение представить магистерскую диссертацию в рукописном виде, с условием, что она будет напечатана при первой возможности, так как в тот момент отсутствует техническая возможность её напечатать: Юрьев был оккупирован немцами 24 февраля 1918 г. Одним из оппонентов этой диссертации был назначен И. И. Лаппо. Из-за эвакуации и событий гражданской войны защита диссертации Г. А. Замятина «Из истории борьбы Польши и Швеции за Московский престолв начале XVII столетия. Падение кандидатуры Карла Филиппа и воцарение Михаила Фёдоровича» (Российская государственная библиотека. Научно-исследовательский отдел рукописей. Фонд 618. Замятин Герман Андреевич. Кар-тон2. Ед.хр. 2.165+1 лл.) состоялась только 29 декабря 1921 г. в Воронеже. И. И. Лаппо в этой защите не участвовал, т. к. в ходе гражданской войны покинул Воронеж и эмигрировал. Напечатана диссертация была только в начале XXI в. в книге: Замятин Г.А. Россиян Швеция в начале XVII века. СПб, 2008. С. 31 -242.
  48. Типография в Юрьеве.
  49. Майков Владимир Владимирович (1863-1942) — археограф, палеограф, библиограф, сотрудник Археографической комиссии (1886-1930), Публичной библиотеки (с1893 г., в 1900-1941 г. — в Рукописном отделении библиотеки), чл.-кор. АН (1925). (Академик С. Ф. Платонов: Переписка с историками: В 2-хт. Отв. ред. С. О. Шмидт; Ин-т славяноведения. М.: Наука, 2003. С. 294.)
  50. Новый Завет, Мф: 6, 21.
  51. Имеются в виду российские подданные.
  52. Граве Платон Платонович (1869-1919) — профессор математики Юрьевского университета 1898-1918. В 1918 г. эвакуировался с Юрьевским университетом в Воронеж, где в 1918-1919 гг. был профессором Воронежского университета.
  53. Слово «долго» зачёркнуто.
  54. Письмо написано практически накануне оккупации: Юрьев был оккупирован войсками кайзеровской Германии 24 февраля 1918 г.
  55. Ленкин Николай Петрович (1891-?) — студент-химик Юрьевского университета (ИАЭ.2100.1.7435; ИАЭ.1979.1.171.; Tartu ülikooli üliöpilaskonnateatmik. Kd. 1. 1889-1918. Tartu, 1986. Lk. 226).
  56. M. Г. Стояновский — неустановленное лицо.
  57. Эвакуация Юрьевского университета в Воронеж состоялась 17 июля и 31 августа 1918 г. двумя поездами.
  58. В 1928 г. И. И. Лаппо в своих воспоминаниях так писал об условиях жизни в период оккупации Юрьева кайзеровскими войсками: «„Die deutsche Macht ist Ordnung“, — провозгласили германские власти. Но этот „порядок“ так часто превращался в каприз германского лейтенанта» (Лаппо И. Памяти протоиерея о. М. Блейве. С. 17).
  59. 31 мая 1918 г. деятельность Юрьевского университета была официально прекращена. (Tartu ülikooli ajalugu. Kd. 2. 1798-1918. Tallinn: Eesti Raamat, 1982. Lk. 319).
  60. Предлог «в» зачёркнут.
  61. 17 июля нового стиля.
  62. Слово «больше» зачёркнуто.
  63. Учебные занятия в Воронежском университете начались 12 ноября 1918 г.
  64. Полянская Лидия Ивановна — сотрудник ЛО ЕГАФ.
  65. Сестрорецк, Крестовская улица, дом Лаппо — один из трёх домов жены И. И. Лап-по, где семья проводила летние каникулы. См., напр.: Письма профессора И. И. Лаппо И. Я. Спрогису из Юрьева (1906-1912). Публикация и комментарий Л. В.Дубьевой // Балтийский архив. T. IX. Вильнюс: Издательство Вильнюсского университета, 2005. С. 403-404.