Поделиться "Игорь Сухих. Что остаётся потом? «Русский альманах»: тридцать лет спустя"
1,231 просмотров всего, 2 просмотров сегодня
Игорь Сухих. Филолог, историк русской литературы
И вот я держу в руках, листаю этот большой — почти пятьсот страниц — том, изящно и строго оформленный Сергеем Голлербахом. «Русский альманах», 1981, Париж — на обложке. Треугольник составителей — Зинаида Шаховская, Ренэ Герра, Евгений Терновский — на титуле, на контртитуле повторённый по-французски.
А дальше… Проза Андрея Белого, Марины Цветаевой. Стихи Николая Гумилёва, обоих Ивановых, Ирины Одоевцевой, Юрия Иваска. Статьи Сергея Лифаря и того же Иваска. Мемуарные и архивные публикации Николая Бердяева, В. Вейдле, опять Одоевцевой (фрагмент о Бунине из книги «На берегах Сены»), Бориса Пастернака.
Но здесь не только Серебряный век и окрестности. Статья Марка Раева «Царствование Николая I в современной историографии», письма Салтыкова-Щедрина и Л. Толстого. Присутствуют даже Наполеон и генерал де Голль (маленькими письмами).
Представляю, каковы были бы мои (да и любого другого интересующегося русской культурой человека) чувства, если бы эта книга попала в руки в начале 1980-х.
В альманахе представлены также стихи и проза современников, но не они делают погоду. Он воспринимается прежде всего как коллективное высказывание эмигрантов первой волны, очередной фрагментарный портрет русской литературы в изгнании.
Важные слова, в которых сочетаются трезвость, горечь и гордость, произнёс Б. К. Зайцев (взятое в 1970 году Ренэ Герра интервью публикуется в альманахе уже после его ухода, к столетию писателя). Зайцев разъясняет своё понимание предложенной Георгием Адамовичем дилеммы одиночества и свободы: «Мне трудно оценивать вклад эмиграции в русскую литературу, потому что я сам частица этой эмиграции. Всё-таки могу сказать: что могли, то и сделали. У нас оказалось великое преимущество свободы, но и великая грусть отрыва от родины <…>. Кичиться нам нечем. Жизнь наша здесь была нелегка, но никогда не приходилось гнуть голову ни перед кем. Какие были, такие и остались, — впрочем, осталось нас весьма мало. Это ничего не значит. За грехи наши понесли известное возмездие — надо принять это, как спокойно примириться и с участью своею. И всё-таки самый факт нашего существования говорит, что не все склонили головы перед силой. Горсть осталась».
Прошло тридцать лет. Сегодня авторов и создателей осталось уже меньше горсти. «Русский альманах» превратился в литературный памятник ушедшей эпохе. Точнее — нескольким эпохам.
Правда вроде бы победила, духовное возвращение на родину Бориса Зайцева и других состоялось.
Профессор Ренэ Герра читает лекции, пишет книги, много выступает и издаётся в России. Я видел, как он листал альманах, комментируя едва ли не каждую публикацию, будто это было вчера.
Кичиться, однако, не стоит и сегодня. История русской литературы как целого — поверх барьеров — пока не написана и остаётся очень далёкой целью.
Ещё печальней другое. Опыт одиночества и свободы приходится сегодня осваивать не только парижским изгнанникам, но и людям, посвятившим себя русской культуре и живущим где-нибудь в Казахстане, Эстонии, родном для Зайцева Орле или даже Петербурге.
На обороте титула «Русского альманаха» обозначен тираж: 1000 экземпляров, причём 105 из них — не для продажи. Тираж альманаха, для которого я пишу эту запоздалую рецензию, такой же — 1000 экземпляров.
Ответ на вопрос «зачем?» я нашёл в воспоминаниях Николая Андреева «О русской литературной Праге»: «Русская Прага как бы непрерывно, во всех поколениях осуществляла лозунг единства культуры, борьбы за неё, за её национальную подлинность.
Позволяю себе подчеркнуть исторически красноречивый факт, что, когда в 1944 и в начале 1945 годов Прага была затоплена волнами беженцев с востока, немедленно находилось полное взаимное понимание именно в приятии этого принципа: — Смена поколений — единство культуры. <…>
И для меня этот мотив не заглох даже в бериевских лагерях, куда я попал 23 мая 1945 года».
Андрееву повезло: после двухлетнего заключения в Праге и Восточной Германии он был освобождён, получил приглашение из Англии и ещё много лет занимался русской историей и литературой. Он умер на следующий год после издания «Русского альманаха». Его неоконченные мемуары теперь опубликованы и в России.
«Что остаётся от сказки потом, после того как её рассказали?» — спел когда-то Владимир Высоцкий.
Что остаётся от книги, в нашем случае историко-литературного альманаха?
Не только опубликованные материалы, которые потом не раз перепечатывались, анализировались, использовались в разных контекстах. Ещё — сигнальный огонёк традиции, память о работе, которая — в совершенно иных условиях — должна быть продолжена и продолжается.
Как бы ухитриться сделать описанную Андреевым русскую Прагу русской Россией!
Игорь Сухих. Что остаётся потом? «Русский альманах»: тридцать лет спустя. // «РУССКИЙ МIРЪ. Пространство и время русской культуры» № 6, страницы 9-11
Скачать статью
