Поделиться "Итоги литературного конкурса «Под небом Балтики»"
1,670 просмотров всего, 1 просмотров сегодня
Завершился второй интернет-конкурс русской поэзии «Под небом Балтики».
Представляем поэтов-победителей поэтического турнира 2009 года:
- премия — ВЛАДИСЛАВ ПЕНКОВ (Эстония)
- премия — ВЛАДИМИР СОЛЯР (Латвия)
- премия — ИРИНА АНАЩЕНКОВА (Эстония)
Дипломами конкурса удостоены ещё пять авторов:
- АЛЛА БАРЛИНОВА (Эстония)
- ГЕННАДИЙ МИХЛИН (Финляндия)
- ИЛАНА ЭССЕ (Литва)
За избранные стихотворения:
- ТАТЬЯНА РУСКУЛЕ (Латвия) «Иду по улицам…»
- СВЕТЛАНА СЕМЁНОВА (Латвия) «Где музыка живёт?!»
***
Раз ничей, то понятно, что лишний,
если смертный, то, значит, ничей.
Папирос раскалённые вишни.
Загорелые руки врачей.
Смерть прикинулась шуткой серьёзной
и читает каталог грехов,
поминает ужимки и позы,
воспалённые розы стихов,
отрицание всяческой меры
и другое — читает с листа.
И не пахнет ни Раем, ни серой
приоткрытая нам пустота;
мы носили базарные маски,
мы глодали бессмыслицы хлеб,
и грошовою свечкою ласки
освещали отчаянья хлев,
а теперь нам по праву достались:
одеяла казённый свинец,
пропитавшая душу усталость,
одиночества чёрный венец.
Мы привыкнем — иного не будет,
но живительных жаль мелочей:
незабудок на старой посуде,
снисходительных шуток врачей.
Впервые
Мне не уснуть… Аттической пчелою
в иссиня-чёрном мареве волос
запуталась луна и жжёт осою
чинарик «Ту», целуемый взасос…
Уже по вкусу дым, как стекловата…
В ногах твоих посапывает кот.
Он видит острым глазом азиата:
дыхания мерцает рококо.
…так жизнь моя — узорчиком нелепым,
случайным вдохом-выдохом… и всё.
…так рушится божественное небо
легчайшими снежинками Басё.
La belle epoque
(Прекрасная эпоха)
Как мирный гражданин, скончался век
под перебранку хмурую собак.
И яркий свет полуночных кафе
не мог рассеять полумёртвый мрак,
где кислою овчиной снег лежал
и нёс куда-то маленький прохожий
своё лицо, как золотой кинжал;
на ангела тщедушного похожий,
он не боялся больше ничего,
ну разве что собак, готовых драться.
Прекрасная эпоха. Первый год
косых крестов, образовавших ХХ.
………………………………
Не надо обязательного счастья.
Достаточно сияющего горя
и двух теней сокрытого участья,
Балтийского простуженного моря,
чтоб справедливо, просто и жестоко
стихи писались, ангелы витали, —
достаточно Иванова и Блока,
отчаянья-огарочка печали.
Музыка февраля
Она жила,
Она цвела
Узором на февральских окнах,
Писала вязью на полотнах
Заиндевевшего стекла.
Она хрусталиками льда
Похрустывала в хрупких лужах,
В них, наспех застеклённых стужей,
Ещё вчера была вода…
Метель замаялась уже
Метаться в пляске ми минора…
В портал продрогшего собора
Вмерзали льдинки витражей.
Пурга кружилась в кураже.
В органных трубах выла вьюга.
То ли соната, то ли фуга
Вещала песней ворожей…
И вот,
войдя в ажиотаж,
Во двор, под арку, проскользнула,
Но не умолкла, не уснула,
А поднялась на мой этаж…
И затаилась в тишине,
И в скрипе половиц в прихожей,
И, кажется, была похожей
На дрожь — ознобом по спине…
Озябших клавиш белизна
И пальцев нервное касанье
Не нарушали допоздна
Её прихода ожиданье.
…И звук, рождаясь, замирал,
Хоть тишины и не боится,
Как в дом влетающая птица,
В холодной комнате дрожал,
И в разлинеенных листах,
Томящихся в плену дремоты,
Где птицами на проводах,
Ещё не сыгранные ноты…
Моей звезде
Умолял я:
—Только свети!
И кому быть, как не Тебе,
И внезапной вспышкой в судьбе,
И Звездой путеводной в пути…
Отвечала:
— Сил больше нет,
Как у лампочки в тридцать ватт…
Но твоей я способности рад —
Излучать и тепло, и свет…
………………………………
И вольфрама, и жизни нить,
Что им стоит перегореть?!
Но хотелось бы долюбить,
Да и песню ещё допеть…
Но…
Темнеет к исходу дня,
Я же всё прошу:
— Даждь мне днесь.
Если света нет у Тебя,
У кого же тогда он есть?
***
Полуодин ополоумел —
Ждать, чувствовать, желать тебя,
Твой шёпот различая в шуме,
Лист календарный теребя…
Всё ждать:
вот-вот откроешь двери, —
Через порог и напрямик…
Ты — вечная моя потеря
И обретение на миг.
Провинция
Провинция — не лица, а прицел.
Всем всё равно, но каждому есть дело.
Узнать, из-за чего ты поседела,
Чтоб облегчённо выдохнуть: «Я цел!»
Провинция — не точка, а предел.
Здесь распинают скучно, но умело.
И добивают скомканное тело,
Чтоб над могилой всхлипнуть: «Не хотел!»
Чужие люди не хотят договориться о разлуке
Сирень «обуглилась». Каштан
Налился соком, врозь иголки.
Цветёт боярышник. Бурьян
Стеной поднялся. На задворки
Своей души пришла, смотрю,
И не могу понять, как вышло,
Что почему-то там храню
Любовь и нежность. Еле слышно
Пищат птенцы. Ленивый зной,
Полуденный, тягуче-тяжкий…
Чтоб быть собой, всегда другой
Потребен человеку. Чашки
Переставляю на столе
И достаю льняную скатерть…
Мой дом напоминает мне
Забытой Богом церкви паперть,
Где, опустив устало взгляд
И уронив в бессилье руки,
Чужие люди не хотят
Договориться о разлуке.
В рост человека лопухи
В рост человека лопухи.
Плыву сквозь запахи и звуки.
Сирень роняет лепестки.
Мне хочется раскинуть руки…
Стать этим небом и землёй,
Янтарно-тёплою сосною,
На пне разнеженной змеёй,
Пьяняще пахнущей смолою,
Стрижом, ломающим полёт,
Победители литературного конкурса
398 «РУССКИЙ МIРЪ» № 4
Дождём, упавшим, как портьера,
Щенком, несущимся вперёд…
Я каждой клеточкою тела
Готова раствориться в том,
Что кто-то назовёт природой…
Равняющей добро со злом.
…А кто-то Богом и свободой.
В прибалтийских тонах
В. Е.
Звук тишины неуловим,
Ещё не высветились тени,
Ажуры лестниц и ступени,
Кусты калины на крови.
Ещё не выкрашена даль,
За каждым шорохом — безмерность
И бесконечная предельность.
Пока — пастель и пастораль.
Давно отцвёл болиголов.
Дом пуст: в нём холодно и сыро…
Всё так на грани в этом мире.
Как мало чувства, много слов.
Там свет
В одиночестве моём тихо,
Словно песня о судьбе смолкла,
Отзвенела только что с криком
Белых птиц, летящих мне в окна.
Ты — в Крыму, а здесь такой холод…
И черёмухой апрель вьюжит,
И в подругах не весна ходит.
До свечи горящей мир сужен.
Подаёт огонь тебе знаки.
Правда вся — в разлуке, — мне скажет,
Отучает от меня страхи,
Боль горючую — до мук нашу.
— Плакать заново учусь, видишь,
У свечи сидеть с тобой долго.
Не молчи, отец…
А мне свыше:
— Нет, родная, это я с Б-ом…
Бывший хутор
Пустынный сад застыл, забытый богом,
ни говора, ни смеха детворы.
Поникший дом с заросшим огородом
отвык уже от радостной поры.
Забор устал, калитка отвалилась,
чернеет глубью битое окно…
«Как покидали дом судьбе на милость,
хоть в памяти недавно, но давно, —
сказал мне друг. — Малец я был в те годы.
(Мы в «Пуб-е» пьём с ним пиво иногда.)
Я помню лес, колодец, сад, восходы
и помню, как вкусна была вода…
Скидал отец пожитки на подводу,
слезу смахнул, утёрся рукавом,
стояла мать в печали всенародной —
не поднялась рука спалить свой дом.
Корову — за рога, прочь от порога,
Надрывным скрипом пело колесо.
Все поплелись. Кто с богом, кто без бога
в путь на закат, за поле и лесок…»
……………………………………………
Тут я припомнил сад, забытый богом.
Не тот ли хутор и не тот ли огород?
Не та ли тихая карельская природа,
что потеряла мирный свой народ?
Узнать бы точно, кабы, эх, да кабы!
Что видел, не идёт из головы:
там яблони,
беременные яблоками,
рожали средь некошеной травы.
Воскресное утро
Прозрачно лето по утрам,
грядёт воскресный день.
Как будто тише птичий гам
и спит листва везде.
Пригорок, кирха, хуторок —
неброская краса,
и шпиль, как острый коготок,
вцепился в небеса.
И, дополняя антураж,
рекою без борьбы
поделен надвое пейзаж
как бы на две судьбы.
Нежны цветущие поля,
и много раз подряд
далёкие колокола
задумчиво звонят.
Шиповник
Три саженца — кедра, сосны и кипари,
а срослись во единый ствол. Из него и был
изготовлен крест Господа.
(Предание)
Пасхальный снег. Последняя причуда,
прощальный жест печальной белизны.
Из всех двенадцати Апрель-иуда
был ближе всех к распятию Весны.
Три долгих дня и три коротких ночи
шёл белый снег набухшею весной.
…И лишь шиповник красным кровоточил
под кедро-кипарисовой сосной.
Калиф
Ну что, мой город, спишь среди огней…
Ночная радуга тебя не растревожит.
Напрасно величавый Водолей
фонтаном звёзд твою обрызгал кожу.
Луна-безбожница, бок круглый оголив,
смущая небеса, желает сниться.
И ты, как тот стареющий калиф,
во сне клянёшь небесную блудницу.
Она, бессонная, бледнеет, но поёт —
всё восхваляет улицы-ущелья.
…И звёздных пчёл так вязок чёрный мёд,
что лишь к утру вернусь я за прощеньем.
Три саженца — кедра, сосны и кипари,
а срослись во единый ствол. Из него и был
изготовлен крест Господа.
***
Иду по улицам расхлёстанных дождей,
О, одиночество моё, тобой гонима,
Смиренная бреду в толпе людей
Спешащих мне навстречу… только мимо.
Своих промокших мыслей мне не жаль,
Но душу жаль, там ангел тихо плачет…
И зябко кутаясь в дождливую печаль,
Я одиночество своё от мира прячу.
Где музыка живёт?!
Юным музыкантам
Где музыка живёт?
Скажите! И откуда
она свой начинает
стремительный полёт?
Ведь нет внутри рояля
ни фуги, ни этюда,
а нот — всего лишь семь…
Их — семь, наперечёт!
Где музыка живёт?
И мне открыли тайну!
Живёт она — в капели
и в трели соловья!
Пуглива и скромна
она необычайно,
но ты её найдёшь
и в шорохе дождя!
Где музыка живёт?
Она слетает с неба!
К тебе она плывёт
по солнечным волнам.
Ищи её всегда,
как ищешь ломоть хлеба, —
она тебя поднимет
на крыльях к облакам!
Итоги литературного конкурса «Под небом Балтики». // «РУССКИЙ МIРЪ. Пространство и время русской культуры» № 4, страницы 393-401