Даниэль Орлов. Режим второй навигации. Вступление к рубрике

1,337 просмотров всего, 2 просмотров сегодня

 

 

 

 

 

 

Философ. Член редакционной коллегии. Ведущий рубрики.

Современная философия, по признанию ряда аналитиков и клини­цистов культуры, переживает период утраты своего суверенитета (этап «преодоления метафизики», говоря в терминах М. Хайдеггера), разгерме­тизации и распада замкнутой сферы автономного Разума и абсолютного Знания. Вообще-то, диагноз далеко не нов, его констатируют уже на про­тяжении, по меньшей мере, лет ста, ста пятидесяти. Но несмотря на свою давность он, похоже, нисколько не устарел. Напротив, на каждом очеред­ном витке возникают подтверждения того, что ситуация не изменяется, переходя по старым добрым законам диалектической логики в свою проти­воположную историческую модальность. Скорее, она стагнирует, катится по инерции, линейно двигаясь от одной стадии к другой. Можно говорить о возникновении устойчивого, хронического симптома внутри обшир­ного фантазматического пятна, характеризующего актуальное простран­ство философствования, в котором нечто радикально новое производит­ся лишь в форме утраты — «смерти Бога» (Ф. Ницше), «смерти человека» (М. Фуко), «смерти автора» (Р. Барт) и т. д. Конечно, ни одна из этих кон­статаций не может быть выдана за чистую монету, поскольку все они пред­ставляют собой вызов, который брошен. А вот будет ли на этот вызов дан ответ, зависит только от того, кто этот вызов примет.

Описанная ситуация влечёт за собой ряд знаменательных последствий. Одно из них заключается в том, что привычные места встречи с филосо­фией теперь бездействуют, они опустели и заставлены руинами, в которых поселились призраки минувшей истории бытия. Эти призраки интересны разве что историографам, для которых мумифицированное тело традиции является предметом живейшего интереса. Но у традиции есть одно инте­ресное свойство — всё, что в неё попадает, странным образом меняет свои визуальные характеристики, а именно, внезапно начинает казаться более далёким, чем есть на самом деле. Такое впечатление, что традицию создаёт мастер пространственных иллюзий, умеющий незаметно для нас изменять полярность нашего исторического видения. По сути дела, хайдеггеровская критика традиции, известная под названием «деструкции истории онтоло­гии», направлена на обнаружение именно этой коллизии: то, что в тради­ции представляется безвозвратным или недостижимо далёким, для мышле­ния оказывается на самом деле близким. А самое удалённое расположено не просто рядом, оно тождественно ближайшему.

Может быть, не вполне выраженным и самоочевидным образом, но эта коллизия присутствует и в заглавии рубрики «Философский пароход». То, что в этом заглавии является близким и раньше другого всплывающим в па­мяти, — это драматические для России события сентября и ноября 1922 года, когда на двух пароходах («Обербургомистр Хакен» и «Пруссия») было вы­слано около двухсот представителей отечественной интеллектуальной эли­ты. Однако этот ближайший контекст, выступающий из тени нашего недав­него исторического прошлого, входит в неожиданный резонанс с чем-то таким, что на первый взгляд может нам показаться чрезвычайно далёким. Речь идёт об одном платоновском рассуждении, в котором деятельность фи­лософского познания рассматривается в понятиях древнегреческой море­плавательной науки. Последняя пользовалась такими техническими терми­нами, как первая и вторая навигация. Первой навигацией назывался режим плавания, при котором судно целиком полагалось на силу ветра. Но если на­ступал момент, когда ветер стихал и паруса сдувались, тогда команда сади­лась на вёсла и включался режим второй навигации. С точки зрения Плато­на, эти мореходные понятия как нельзя точнее описывают альтернативу, с которой имеет дело философ, стремящийся постичь истинный вид вещей. Можно познавать мир в режиме первой навигации, то есть раскрываться пе­ред встречными чувственными данностями приблизительно так же, как па­руса раскрываются навстречу ветру и лишь от него одного зависят. Но мож­но заниматься познанием и в режиме второй навигации, то есть опираться только на начала и зависеть единственно от свойственной душе силы умоз­рения. Философский пароход появляется там, где включается режим вто­рой навигации и возникает специфическая интенсивность мысли, которая сопротивляется данностям мира и отказывается по инерции катиться вслед феноменальному составу действительности. Таким образом, рубрика Альма­наха ориентирована на публикацию не столько историко-философских или в широком смысле исследовательских текстов, сколько, прежде всего, тек­стов авторских — текстов, обладающих выраженными физиогномическими признаками, демонстрирующих индивидуальный характер и стиль, несущих на себе отпечаток опыта актуального философствования, воспроизводящих само усилие мысли.

Возможный разброс в тематике текстов определяется той ситуаци­ей, с описания которой мы начали. Поскольку философия со всех сторон получает упреки в том, что больше не выступает формой самодостаточ­ного знания, она вынуждена подключаться к различным дисциплинарным пространствам и сферам духовной культуры, оказываясь прикреплённой или, как говорит А. Бадью, «подшитой» к ним как своим «истинностным условиям». Философия становится местом равноправия многих истин и, в частности, истин искусства — поэзии, живописи, литературы, музыки, кинематографа, фотографии и т. д. Все они являются предметом актуаль­ной философской рефлексии и в качестве таковых могут попадать в ру­брику «Философский пароход», которая таким образом мыслится в виде бесконечно открытого горизонта.

Любое явление современной культуры, которое ставит нас перед во­просом, настоятельно требующим ответа (а таковым, как мы увидели, через преломление нашего исторического взора может в известной мере ока­заться даже суждение Платона), если оно действительно застигает нас в на­шем присутствии, не должно оставаться без внимания. То есть мы не име­ем права или возможности не внимать ему. Собственно, полем этого вни­мания и призван стать «Философский пароход».

Несколько слов относительно жанровых особенностей текстов, пу­бликуемых в рубрике. Альманах «Русский міръ» не задуман как научное издание, он не ориентируется на печатание работ, написанных в строгой академической манере и направленных на решение узких профессио­нальных проблем. Авторы «Философского парохода» не собираются, как говорили древние даосы, «теребить и будоражить мельчайшую тонкость вещей», то есть бесконечно углубляться в тонкости исследуемого пред­мета и находить в нём всё новые и новые различия, интересные разве что специалистам. Но они стремятся избегать и другой крайности, а имен­но, как говорили те же даосы, занятия искусством «стоять на цыпочках и подпрыгивать». Речь идёт об излишнем пиетете и бездумном преклоне­нии перед традицией, о следовании в её фарватере, не позволяющем рас­чищать плацдармы для экзистенциальных авангардов. Найти и соблюсти меру между традиционным и новым, далёким и близким, узкоспециаль­ным и общедоступным, не склоняясь окончательно ни к одному, ни к дру­гому, — таков общий замысел «Философского парохода». Обобщая всё сказанное, можно заметить, что место, которое рубрика занимает в Аль­манахе, посвящённом пространству и времени русской культуры, должно быть сопоставимо с тем местом, которое сама философия занимает в рус­ском культурном ландшафте.

Даниэль Орлов. Режим второй навигации. Вступление к рубрике. // «РУССКИЙ МIРЪ. Пространство и время русской культуры» № 4, страницы 286-288

Скачать текст