Никита Блинов. Из книги “Ни чего”

2,180 просмотров всего, 1 просмотров сегодня

 

 

 

Никита Блинов
поэт, стихи пишет с 15 лет,
первая книга стихов «Ни чего» выпущена
в 2005 году

 

Выбранные места из перебранки с ангелами

***

Голубыми вечерами
на железной крыше
белый ангел почивает —
кружевные брыжи.

Вот он, голову склонив
на карниз невзрачный,
спит — воздушен, и красив,
и полупрозрачен.

Строг его нездешний лик.
И, как простокваша,
бел небесный дождевик,
лишь слегка подкрашен.

Или, может, то — хитон?
Вретище? Рогожа?
Нет! — Хламида?.. В общем, он
спит, во что-то облачен
странное, похож на

облако из молока,
что намедни скисло.
Затекла его рука,
и крыло повисло.

Но улыбка так легка!
Так великолепна!
И божественно легла
складка у колена.

И таинственно дрожат
длинные ресницы,
как во время летних жатв
яркие зарницы…
А над ангелом кружат
синие синицы.

И раскинуты власы,
лоб, как месяц, светел, —
сквозь сухих осин стволы
я его приметил.

Прилетел к нам дивный гость
с первым робким снегом,
весь пронизанный насквозь
осторожным светом
синих и далеких звезд.

…Он устал! Устал! Устал
сквозь луны окошко
падать, превратясь в кристалл,
как сквозь обруч кошка…
Он забвения взалкал
и вздремнул немножко.

И лежит: прикрыв висок
клавишами пальцев, —
словно сахара кусок,
словно снега панцирь, —

в ожидании весны
призрачно мерцая,
и неясные нам сны
ясно созерцая, —

беспредельной белизны! —
и тихонько тая.
………………………………………
В зимний вечер голубой, —
дым когда ажурный
над кирпичною трубой
виснет абажуром,

и мороз горюч, как спирт, —
на железной крыше
белый ангел чутко спит.
Тише!
Тише!
Тише!..

Ангельская баллада
(Метеорологическая)

С. Потапенко

Лучится электрический бутон.
Стрекочет чайник, — я ему не верю.
…Осенний ангел в драповом пальто
на улицу выходит, хлопнув дверью.

Из крана в раковину каплет ржавь.
Шурует мышь в покинутой каморке.
…Осенний ангел, замотавшись в шарф,
шагает вдаль вдоль набережной Мойки.

…Осенний ангел с пасмурным лицом
глядит на мир отсутствующим взором,
соря из-под полы сухим листом
и вальс танцующим бумажным сором.

И видит — небо. В небе — гул валторн,
клубятся медью дышащие жерла.
…Осенний ангел в драповом пальто
сворачивает на канал Крунштерна.

Над крышами клубятся облака,
там развернулся в сполохах сирени
воздухоплавательный балаган
и арлекин играет на свирели.

…Осенний ангел в драповом пальто
идет куда угодно, наудачу, —
и размышляет на ходу о том,
что: «Скоро — первый снег, а это значит,

что я…» (а что — придумать не могу), —
и видит, разрешая трудный ребус,
как …Зимний ангел в куртке на меху
скрывается в полупустой троллейбус.

…Осенний ангел в драповом пальто
стоит, сметясь: «не потрафил фортуне», —
потом, достав застиранный платок
(простыл — видать, на сквозняке продуло),

сморкается растерянно; затем
соображает: «Так стоять нет проку…» —
и, роковым предчувствием задет,
перебегает мокрую дорогу.

…Осенний ангел в драповом пальто —
рассыпав спички, трепеща в горячке —
у встречного прикуривает — о
окурок, тлеющий в горсти горячей.

…Осенний ангел в панике, в тоске
бежит по улице, по переулку,
и — от безумия на волоске —
свою же тень в подъезде караулит.

Опять бежит. Вспугнув кагал ворон,
по улице на площадь выбегает,
несется дальше проходным двором,
фонарные подставки огибает.

Смеется, плачет: «Экий я дурак!»
Кричит, плюется: «Тьфу, юрод блаженный!..»
Плывет под башмаками тротуар.
Дрожат, колеблясь, в лужах отраженья.

………………………………………………………………
…Осенний ангел в драповом пальто
глядит, томясь, во тьму с моста, — и даже
в припадке труса думает про то…
Но мчится: дальше,
дальше,
дальше,
дальше!..

И в ужасе — с известкой на плече —
вдруг оборачивается и видит:
…Весенний ангел в плисовом плаще
флиртует с дамой в бязевой хламиде.

…Осенний ангел в драповом пальто
взирает на коллегу, под часами
колеблющегося в огнях «авто»…
Тем временем гражданка исчезает.

Озябший ангел в драповом пальто
в себя приходит и, собравшись с духом,
к собрату обращается: «Пардон,
простите, но — а-а-а-пчхи! (пустяк, простуда) —

простите, что имею дерзость Вас
обеспокоить. Но, я полагаю… —
мне кажется… — я думаю… — на вальс
позвольте… — пригласить… Я отвлекаюсь.

Короче говоря, я говорю:
моя душа плутает в лабиринтах…
Дозвольте прислониться к фонарю?..
Нет, лучше — вот, я привалюсь к перилам.
Но главное, что я хотел сказать,
так это то, что мы заочно с Вами
знакомы… И к тому же, так сказать,
так произнесть… — ах, мысль моя в развале!

А потому я думаю (дрожит
моя рука и по-над бровью жилка):
вот, собственно, что я Вам предложить
и собирался (есть ли в том ошибка —

судите сами: я же на износ
жил!) — а не заложить ли нам „за галстух“?!»
Тогда Весенний ангел произнес:
«Ну, что же… С ВАМИ Я ВПОЛНЕ СОГЛАСЕН.»

Осенний дождик сиро моросит.
Звонит трамвай. Мелькает ФЕРТ в крылатке.
И, торопясь, заходят в магазин
…Осенний ангел и …Весенний ангел.

И вот уже, спустив на алкоголь
последние гроши, герой наш нервный
в пустынном сквере с голою ольхой
пьет из горла Азербайджанский вермут.

Нет, вы представьте залихватский жест,
с которым он бутылки осушает,
подъемля — словно вымпел, будто жезл —
сосуд, который странно отражает
красивый «брудершафт» полубожеств,
двуангелие на фонтане ржавом!

А между тем — совсем уже темно.
Пивточки, магазины и киоски
закончили работу. Но тепло
во тьме посверкивают папироски.

И дальше длится ангельский «чин-чин»,
почин вневедомственного контакта.
Но только вдруг без видимых причин
сюжет проваливается куда-то.

Мы снова видим улицу: горит
светильник с веерообразным спектром.
Прохожий под зонтом похож на гриб
чернильный. Сеет дождик с мокрым снегом.

И снова, — но уже совсем «готов»,
у милиционера на прицеле, —
…Осенний ангел в драповом пальто
плетется без определенной цели.

Уставший ангел в драповом пальто
плетется в одиночестве без цели,
мечтая: «Только бы — воды глоток!..
Стакан!!
Бутыль!!!
Бидон!!!!
Ведро!!!!!
Цистерну!!!!!!»

Продрогший ангел в драповом пальто
куда-нибудь влачится по Фонтанке,
шепча: «Глоток, а дальше — хоть потоп!» —
и вспоминает сцену на фонтане.

…Осенний ангел в драповом пальто
насквозь проходит облако тумана;
затем — стоит, задумавшись; потом —
звонит из телефона-автомата.

Он опускает в скважину 2 коп.
Он набирает код Бюро погоды.
И, внемля гулу голубых синкоп,
ответа ждет и долго, и покорно.

Но, ничего не услыхав в ответ,
кладет на рычаги глухую трубку
и собирается послать конверт
в метеоцентр. Но, повернувшись круто,

он видит: …Летний ангел грозовой —
в каком-то вретище, ковбойке, бурке,
штормовке — в очередь на разговор
толпится возле телефонной будки.

…Осенний ангел в драповом пальто
выходит вон, имея страх великий.
И точно знает: «Что-то тут не то, —
интриги все, интриги все, интриги!»

…Осенний ангел в драповом пальто
в прихожую вступает, хлопнув дверью.
Сияет электрический бутон.
Гундосит чайник (я — ему не верю).

…Осенний ангел видит потолок,
который — пол; тому виной — простуда.
Он скидывает черное пальто
и вешает его на спинку стула.
Он гарусный разматывает шарф.
Он чувствует все признаки озноба,
испытывая в то же время жар.
И выкипевший чайник ставит снова.

Из крана в раковину каплет ржавь.
И треугольный звук упавшей капли
на мозг обрушивается как шар
из в хлороформе выдубленной пакли.

…Осенний ангел знает наперед,
что скоро все свихнется радикально.
А жизнь в Бессмертье и наоборот,
как плазма жидкая, перетекает.

Осенний ангел пьет Грузинский чай
и принимает бромгексин в облатке.
Его неясная томит печаль,
и плачет «ни-о-чем» …Осенний ангел.

Явь начинает плавать как во сне:
легко названивают полусферы.
А город засыпает первый снег.
И все пронизано дрожащим светом.

…Осенний ангел — Золотой псалом
полушепча и без причины плача —
сидит за грязным кухонным столом,
полуреален и полупрозрачен.

Он прозревает — и в последний раз
глядит вокруг. Но, сном одолеваем,
раскатывает вяленый матрац,
набитый листьями и мотылями.

…Осенний ангел в голубом трико, —
пусть город первым снегом засыпает,—
серебряное подвернув крыло
под голову, надолго засыпает.
……………………………………………………

…Осенний ангел спит. А белый снег
уже покрыл панель на перекрестке.
И незнакомый человек из тех,
что по ночам стреляют папироски, —

в полуботинки легкие обут,
вертя туда-сюда мордоворотом, —
все будет волочиться наобум,
пока не скроется за поворотом.

***

Как-то под вечер сидел Петров
и размышлял, ЧТО ТАКОЕ СМЕРТЬ…
Бычье варить он не стал бедро —
водочки выпил и скушал сельдь.

Выпил еще раз… — эх, раз!.. А сельдь,
всю обглодав, — зашвырнул в ведро.
Что же такое за штука СМЕРТЬ —
так и не смог разгадать Петров.

Вот он покушал, попил чайку,
взял папироску, достал чиркаш,
чиркнул! и закурил. Но — чу! —
лязгнула фортка, как кочерга…

И распахнулось окно. — Конец! —
понял Петров, но бежать не стал.
И вот — прозрачный, как холодец, —
ангел перед Петровым предстал.

Ветер по кухне кружил листву.
Грохнул кастрюлей — пушечный залп!
…Ангел перстами высек искру
и, к косяку прислонясь, — сказал:

«Здравствуй, Петров! Я уже давно
интересуюсь тобой… А ты
не трепещи и закрой окно.
Также — в стакане подай воды.
«….….….….» —
Благодарю.
…А теперь взглянуть
мне в очеса ты изволь посметь
и не лукавь, а правдивым будь:
хочешь узнать, что такое — СМЕРТЬ?»
«………………?»
…«Знаю, что хочешь… Но — не дано
смертному знать, что такое — смерть.
Смерть — не она, а скорей — ОНО…
…Ну-ка, тащи из буфета снедь!

…То-то! Еще — чихирю налей.
Потчевай лучше гостя, Петров!»
…И побелел наш герой, как мел,
как первый снег или как Пьеро.

Влаги, однако, не расплескал:
рюмку наполнил по самый край.
«Чую, ох, чую! что смерть близка!..
Слышу, ох, слышу! вороний грай…», —

чуял и слышал бедный Петров.
Под потолком дрожал абажур…
(Ах, извините! — сломал перо.
Спасибо, поправил… Дальше пишу.)

…Так и сидели: белый Петров,
Ангел Господень и дура Смерть.
А за фрамугой — город Петров
плавал в апокалиптическом сне.

Рушились зданья, влеклась Нева,
кренился тополь, метался лист
чешуекрылый… Нет — даже два!
…Блуждал по городу окулист —

Модест Полуэктыч… (По сути — мглист…
По форме же: шапокляк и френч.
Ужасный ферт и индивидуалист!)
…Ну, да — плевать! Не о нем и речь.

Короче: то ли вина паров
винных, то ли чего еще, —
но грустный на кухне сидит Петров.
И ангел ему предъявляет счет

(мол, так-то и так-то…): «В разврат пиров
ты погрузился и пил вино,
меры не зная!»… На что Петров
плюнул и выругался дрянно.

…Мол, то-то и то-то… — «Во тьме миров
ты заплутал и виновен!» …Но
грустно на стуле сидит Петров
и безразлично глядит в окно.

Капает в раковину вода…
И ангел таинственно говорит:
«А смерть, если хочешь узнать…»
— О, да!!!
«Так знай, что смерть — это…»

И сразу запела чудо-дуда…
Все странным дымом заволокло…
Взирает ангел туда, куда…
Петров же смотрит в окно, окно…

Глаза его словно стакана дно,
а тело как тонкое волокно…

Мысли — как газовое полотно…
И мучит одно…
Он глядит в окно

и слушает громкую тишину…
Тут ангел спрашивает, багров:
«Сообразил?.. Отвечай же, ну!..»

«ЛИСТЬЯ ЛЕТЯТ…», — промолчал Петров.

___ ___ ___

Уже позже, чем вам кажется…
Некий старец

Ночь. На асфальте — лунная плесень…
Осень… Запахов пиршество.
Листья летят… — старая песня!
Но — не поется, не пишется.

Ибо — уже… — то чувствует каждый.
Чем потрафить читателю?..
Листья летят. — Точнее не скажешь…
А смерть? — чур! не считается.

* * *

На Рождество добрый Ангел подарит тебе волшебную коробочку, в которой будет заключен ответ на все вопросы.

…Под вечер задрожит звонок.
Ты к двери подойдешь, в замок
протиснешь клацающий ключ
и повернешь…

И увидишь: на лестничной площадке, — где в шахматном порядке построились кафельные ромбы, а в неживых, проклятых, заплеванных закутах
собрался студеный мрак, и где единственная электролампочка в 40 технических свечей отпускает тусклые цитаты света, — стоит Он.

Вдохнет через порог мороз
кристалл заиндевевших роз,
а Ангел — золотоволос —
стоит и смотрит…

Но вот, шелестя складками левитона и шурша радугами, — Он пройдет
в прихожую и, ни слова не говоря, —

тебе, сорящему букет морозной
флоры на паркет, —
протянет небольшой пакет
прямоугольной формы,
прямоугольной формы…

И тогда, справившись с волненьем и не спрашивая, почему, —

ты робко на руки возьмешь
прямоугольный сверток. Нож
с угарной кухни принесешь
и полоснешь бечевку,
и полоснешь бечевку…

И сразу — все поймешь…
все поймешь…

Обыск

Два черных ангела пришли
и все искали что-то в ящике стола…
Посмеивались, матерились,
гремели стулом о паркет…

Советовали: Вам же будет лучше…
Простукивали стены, в дымоход
фонариком заглядывали.

Хмурились. Предупреждали.

…Удар в лицо! Под ребра! В пах!
— Тьфу, черт!..
Стоять, сказал!!
Шумни, попробуй, мразь!
Дерьмо! Свинья!..
— Писаки ё…, … вашу мать!

(Ну, что ж, понятно:
работа грязная, на нервах… Тяжело.
Все раздражает, так-растак!..
Крутись!..
И главное — из-за кого? за сколько!..)

Потом — ходили от дверей к окну:
туда-сюда, туда-сюда… И снова.
Без толку, без конца.

Играли кобурой, скрипели кожей,
бубнили что-то жирное в усы…
И перья
иссиня-черные роняли на пол.

…А после — мне вручили протокол
иль нет какой-то лист казенный в общем
мол подпишитесь…

И в ночь растроганного повели.

* * *
Декабрьской улицей при фосфорической
луне

два ломких ангела на замороженном окне
(одежда их и крылья в кристаллических
былинках)

степенно проступают в иллюзорной глубине
и вдаль ступают, что-то бережно неся
в пробирках;

светясь и не истаивая на голубом огне,
по щиколотку в бриллиантовых опилках.

* * *

Я — человек, Ваше сиятельство!
Н. В. Гоголь

Я — человек! Я состою из ребер,
из бронхов, из волокон и костей.
Во мне октаэдры пронзают ромбы,
и громоздятся грани плоскостей.

Я — человек. Я двигаю руками,
прогресс, полками… — всем, чем захочу.
И голова моя идет кругами,
когда я очи в небо закачу.

Я — человек. Я замурован в теле,
но все стремлюсь куда-то впохыхах,
отбрасывая ломаные тени
и дико отражаясь в зеркалах.

Я — человек. Вот — вид мой несусветный,
вот — волосы мои, вот — голос мой…
Я — человек: из мусора и света
смонтировал меня Мастеровой.

Я — человек! Я средоточье точек,
кривых, объемов, эллипсов, шаров…
Во мне проистекает дни и ночи
взаимопроникание миров,

которые шумят, как листья кроны
перед грозой… Я — сущность на сносях!
Во мне не умолкает стрекот крови
и дребедень суставов на осях.

Я — человек! Я есмь! — как это дивно! —
среди объектов, кажущих мне путь.
Моя природа явно конструктивна…
Я в этом разберусь когда-нибудь.

Я — человек: загадка из загадок!
Егоров узел! Формула добра…
Я за окно гляжу: в окне — закаты
горят… Потом — рассветы. Спать пора.

…Я — человек. Я выкроен из ромбов,
из бронхов, из волокон и костей.
Я — манекен, машина, био-робот,
макет, муляж, приманка для властей!

Я — человек. И заявляю гордо,
что это так! Да будут до конца
мои: клетчатка, мозжечок, аорта,
гипоталамус, красные тельца,
сосуды, также мускулы лица

мне слушаться!

…Я человек средь прочих.
Меня довлеет внешняя среда.
Я с ней завязан массой общих точек,
мне долго с ней не рассчитаться, да.

И это чрезвычайно неприятно!
А, впрочем, может быть, и ничего…
Я — черновик! Мне много непонятно,
и даже, может быть, и НИЧЕГО.

…Я — человек. Углы, кубы, квадраты,
созвучья, связки строят плоть мою.
Я — аппарат, и все мы аппараты.
Я — хаос: и не знаю что пою…

Все вру! Я — муза в казино игорном,
ходячий и крылатый интеграл…
Я — человек с виолончелью в горле.
Я тело на рулетке проиграл.

…Невесть я что: ни Бог, ни червь, ни птица…
Но приурочена ко мне душа…
……………………………………………………
А сколько ангелов способно уместиться
на острие карандаша?

Последний снег

Жду окончательного снега
как разрешения аккорда.
Пусть он обрушится на город
с перелопаченного неба.

Жду заключительного снега,
который подведет итоги,
расставив звездочки и точки
в пространстве кварцевого спектра

с системой радужных колец,
закручивающихся в сферы…

Жду всепрощающего снега…
И он настанет наконец!
………………………………………
И пусть идет, идет, идет —
полупороша-полуморось…
А ты стоишь, как идиот,
и — смотришь,
смотришь,
смотришь,
смотришь…

Стихи оформлены графикой В. Блинова

Никита Блинов. Из книги “Ни чего”. // «РУССКИЙ МIРЪ. Пространство и время русской культуры» № 1, страницы 102-116

Скачать стихи