Поделиться "Ольга Мусатова. Русский крест – болгарская канва. Память Болгарии о времени Освободительной войны 1877-1878 гг."
2,965 просмотров всего, 1 просмотров сегодня
Ольга Мусатова, журналист, исследователь отечественной и зарубежной мемориальной культуры
Мемориальная культура
Освободительное движение на Балканах, получившее небывалое сочувствие в России в XIX в. и давшее толчок к славянофильской идее-мечте, что «без единящего огромного славянского своего центра — России — не бывать славянскому согласию, да и не сохраниться без России славянам…», — подвигло и общество, и Императора к решительным действиям. Русские писатели заговорили о необходимости освобождения порабощенных братьев, частично придумали и воспитали болгарскую интеллигенцию, сформировали ее лицо литературными образами Рудина, Инсарова и предопределили путь искренних сердец. Задолго до царского манифеста об объявлении Русско-турецкой Освободительной войны появились не только сербские, греческие и болгарские патриоты, но и русские добровольцы. Возможно, «это потерянные люди, которым дома было нечего делать, поехавшие, чтоб куда-нибудь поехать, карьеристы, авантюристы»? Но они собирали вокруг себя неопытное балканское ополчение, погибали безвестными, не приобретя ни денег, ни чинов, и — делали невозможным для России не вступиться всей своей мощью за страждущих братьев. Прозвучавший в 1877 г. манифест был воспринят почти как праздник. «Не характеризуется ли у нас каждый истинно порядочный человек ненавистью ко всякому насилию, произволу, притеснению и желанием помочь слабым и угнетенным!» — объяснял этот порыв И. С. Тургенев. «На Дунай!» — звал славянофил И. С. Аксаков. «Это неслыханная война, за слабых и угнетенных, для того, чтобы дать жизнь и свободу, а не отнять их, — эта давно уже теперь неслыханная в мире цель войны для всех наших верующих явилась вдруг как факт, торжественно и знаменательно подтверждавший веру их!» — пламенно вещал Ф. М. Достоевский.
И, не пойди войной эти странные русские, вдохновленные предстоящей миссией освобождения братьев-славян, не было б сегодня государства — Болгария. Но могла ли Россия в такой момент слышать другие голоса, призывающие заняться своими обездоленными и голодными — одним словом, «внутренним турком»?
«Нам кажется, во-первых, что у могущественного русского орла очень много своих домашних дел…», — рассудочно пытался охлаждать славянофильский пыл Н. Г Чернышевский, убежденный сторонник того, что на Балканах, рано или поздно, сами справятся с турками.
«Россия еще недостаточно умом самобытна, и потому дурные политические и культурные примеры для нее опаснее политических врагов… Неужели не ясно, что племенная политика как правительств, так и самих наций есть в наше время не что иное, как одна из форм всемирной революции?» — неуслышанным остался почти одинокий голос К. Н. Леонтьева. Русский наэлектризованный «гарибальдизм» вызывал резкий протест у М. Е. Салтыкова-Щедрина.
«Почти все у нас приходят к заключению, что мы накануне или обратного шествия или войны. Говорят даже, что обратное шествие — пожалуй, лучше, потому что с каждым днем яснее видно, что не только мы не встретим в случае войны сочувствия Европы, но не можем ожидать нейтралитета — даже Германии! Это очень грустно. Не будет войны — Болгария погибла.» (П. Д. Паренсов).
Но война «турке» объявлена, и началась она 15 июня 1877 г. блестящей операцией — форсированием Дуная. У Систова (Свиштова), места переправы, встал один из первых памятников, выполненный из камня и украшенный мраморными рельефами. На его восточной стороне перечислены все участники переправы — пехотные полки Брянский, Волынский, Минский, Подольский, Житомирский, Донской казачий 23-й полк, Уральская казачья сотня, две сотни Кубанского казачьего войска, три батареи 9-й артиллерийской бригады, саперные и понтонные батальоны. Место высадки русских войск на болгарский берег отмечено памятной плитой. В парке Освободителей (в настоящее время — исторический заповедник) сооружена была и первая братская могила, в которой нашли упокоение погибшие при переправе. Она занимает сто двадцать квадратных метров. Над ней высятся семь обелисков, увенчанных православными крестами, лежат под которыми более семисот простых солдат. По мнению военных, для такой тяжелой операции — это минимальные потери. Неподалеку еще шесть белых мраморных памятников, которые установлены на отдельных могилах: «54-го Минского полка прапорщик Римскин, того же полка прапорщик Федоров, 53-го Волынского полка штабс-капитан Ящинский, 55-го пехотного Подольского полка подпоручик Едан.».
В Болгарии, по официальным данным, до сего дня сохранено около четырехсот пятидесяти памятников освободительной войны, в России — ни одного. Самый неповторимый и впечатляющий — колонну Славы 1перед Троице-Измайловским собором в Петербурге, составленную из стволов 108 трофейных турецких пушек, — разломали в 30-е гг. и, как «символ российского милитаризма», к тому же мешающий трамвайному движению, отправили на металлолом…
Слава русского оружия прогремела при взятии древней столицы Болгарии Тырнова, Горного Дубняка и Телиша. «Шествие наше по Тырнову происходило совсем как дома, где-нибудь в Малороссии; в деревнях выходил народ, кланялись, кричали „добре дошли“, „да живей царь Александр“, а где были церкви, то выходили и священники в облачении и с крестом…; флаги, цветы, триумфальные арки, „Боже, Царя храни“»! (П. Д. Паренсов). Но первые успехи и всеобщее ликование скоро разобьются о Плевну. Война разгоралась, и становилось ясно, что схватка с турками будет необычайно кровопролитной и жестокой. С обеих сторон применялось новое по тем временам оружие, но войска не обучены были, как следует, новым тактикам, и жертв оказалось чудовищно много. Обеим сторонам была нужна победа. Россия вступала в эту войну с твердым намерением исполнить высокую миссию защиты славянской братской Болгарии. Турция же в случае поражения вообще сходила с исторической сцены как могучая и влиятельная держава, что в дальнейшем и произошло.
В Велико-Тырново и поблизости — Горно-Студене, Свиштове, Джу- люнице, Елене, Златарице, Руховце, Стражице, Сушице и в других селах — появилось свыше пятидесяти новых захоронений и памятников Освободительной войны. Громадный братский холм в м. Русское Кладбище, братская могила в м. Святая Гора, памятник четыремстам восьмидесяти пяти нижним чинам, погибшим под городом Елена, колокольня в центре города Белая Церковь, воздвигнутая в память оставшихся навечно в этой земле русских, и десятки других надгробий, плит, крестов — целых по сей день или полуразрушенных — свидетельствуют о высоком подвиге русского воина. Только в бою под Еленой погибло около двух тысяч солдат и пятьдесят шесть офицеров, но турок легло вдвое больше. «Назвать отличившихся в этом бою равносильно тому, чтобы назвать всех, — доносил в своем рапорте генерал Домбровский. — Все выполнили свой долг, все были готовы умереть, сражались и умирали, как подобает храброму русскому солдату.»
В центре Тырново на братской могиле стоит особый мемориал, который соединил память погибших русских в войнах 1877-1878, 1885, 1912 — 1913, 1915—1918 гг. Поставлен он в 1936 г.
Тринадцать памятников и поныне стоят в Горном Дубняке, шесть — в Телише. В одной из братских могил Лейб-Гвардии Гренадерского полка, сооруженной в октябре 1877 г. у села Горный Дубняк, покоится триста десять нижних чинов и семь офицеров. Рядом другой холм, под которым лежат более ста тридцати нижних чинов Лейб-Гвардии Московского полка. Позднее все памятники и могилы были объединены в исторический парк- музей генерала Лаврова, своеобразным центром которого стал мраморный обелиск памяти погибших лейб-гвардейцев Финляндского полка. На всех четырех сторонах этого памятника есть надписи: на первой сообщается о погибших финляндцах, на второй — о смертельном ранении генерала Василия Николаевича Лаврова, полковника Ельмара Федоровича Прокопе, подпоручика Сергея Михайловича Воробьева; на третьей — следующая надпись: «Убиты полковник Николай Федорович Ожаровский, поручик Николай Николаевич Пороженко, подпоручик Александр Федорович Гаг- ман» и на четвертой стороне — самая короткая: «17 унтер-офицеров, один музыкант, 80 рядовых». В общей сложности, в боях под Телишем и Горным Дубняком русские войска понесли серьезные потери: погибли три генерала, сто двадцать шесть офицеров и свыше трех тысяч нижних чинов.
«Тут, у Горного Дубняка, мне впервые пришлось увидеть ужасы войны, страдания раненых, которых было множество; врачи перевязывали их на самом месте боя, при слабом освещении фонарей. Глухие стоны, вопли, истерические рыдания, иногда страшный вой, когда пилили без всяких необходимых средств, без анестезии, без анатомических столов, прямо на земле… Обходя перевязочный пункт, вернее целое поле, я видел множество офицеров и солдат, которым никакой человеческой помощи не нужно было. Они пали смертью героев во время боя. Все эти ужасы произвели на меня потрясающее впечатление.» (Н. А. Епанчин).
Сколько же сил и мужества надо было иметь женщинам на этой войне, если даже бывалые воины спустя много лет с такой болью вспоминают картины страданий! Сестры милосердия, начальницы госпиталей, матери, жены, невесты офицеров — вот «звания», которые давали пропуск на войну. А далее — все, как описал Тургенев в своем романе «Накануне», по образу Елены Стаховой, возведенной им в «перл создания», взятой за образец «новыми русскими» женщинами. «Строгое равнодушие к ненужным излишествам богатой жизни», «жажда деятельного добра» «ввиду беспомощной нищеты» — вот движители для чувствительных натур, ищущих действия, самоотдачи и подвига.
Первая «Елена» — баронесса Юлия Петровна Вревская, дочь генерала П. П. Варпаховского, свитская дама Е. И. В. Императрицы Марии Александровны, одна из красивейших женщин Петербурга, близкая приятельница писателя И. С. Тургенева. С начала войны она — добровольная сестра милосердия полевого отделения Российского Красного креста, прикомандированного к Свято-Троицкой общине сестер милосердия. И уже 19 июня 1877 г. вместе с десятью дамами высшего света Вревская работала в 45-м военно-временном эвакуационном госпитале в г. Яссы (Румыния), а с 20 ноября — в 48-м военно-временном госпитале близ г. Бяла (Болгария). В своем дневнике и в письмах эта самоотверженная женщина пишет: «Мы слишком утомились, дел было гибель: до трех тысяч больных в день, и мы в иные дни перевязывали до 5 утра, не покладая рук…» (г. Яссы). «…Поеду в дальний монастырь, где Дондукова-Корсакова; там, говорят, лазарет, в ужасном виде и нет ни одной сестры.» (г. Фратешти). «Я видела издалека летящие снаряды и дым. К нам непрерывно приносили окровавленных офицеров и солдат. Весь день до поздней ночи мы их перевязывали. Нас было только трое сестер» (м. Обретеник). «Родной и дорогой мой Иван Сергеевич! Наконец-то, кажется, буйная моя головушка нашла себе пристанище, я в Болгарии в передовом отряде сестер. Живу тут в болгарской хижине, но самостоятельно. Пол у меня земляной, и потолок на четверть выше моей головы. всякая роскошь тут далека, питаюсь консервами и чаем, сплю на носилках раненого и на сене. Всякое утро мне приходится ходить за три версты в 48-й госпиталь. на 400 человек нас пять сестер, раненые все тяжелые. Я часто не сплю ночи напролет, прислушиваюсь к шуму на улице и поджидаю турок.» (г. Бяла). Сестра милосердия Юлия Вревская заразилась сыпным тифом, и, как всех опасных для окружающих, ее положили в отдельный сарай на солому, где она 24 января 1878 г. скончалась.
Ей было 37 лет. Ее и умершую в те же дни от тифа Марию Неелову из общины сестер милосердия Святого Георгия похоронили выздоравливающие солдаты в ограде православного храма г. Бяла, поставив собственными силами скромный обелиск. Другой памятник — мраморная скульптура перед современной городской поликлиникой — был выполнен болгарским скульптором Радивоевичем и установлен уже в 1965 г.
Свыше тысячи сестер милосердия отправились только из Петербурга на Русско-турецкую войну. Многие из них погибли от болезней — в основном, от свирепствовавшего зимой 1878 г. тифа. В Болгарии сохранилась еще одна могила сестры милосердия — Ольги Карловны Мягковой (урожденной Петерсон), умершей в феврале 1878 г. в Горно-Студене и похороненной в ограде церкви Святого Димитрия. Тогда же скончались от тифа сестры милосердия Шарлота Рожковская и Александра Санфирская. Их могилы не найдены.
Еще один уникальный памятник стоит в м. Летница, неподалеку от города Ловеча. Надпись на болгарском языке свидетельствует: «Зимой 1877 г. в Летнице работала русская военная больница № 66 с 2000 раненых, размещенных в 320 домах. В начале ноября больницу посетил великий русский хирург академик Н. И. Пирогов, посланный Русским Красным крестом. 1977 г. Болгарский Красный крест».
Но вершиной любви и признательности всем медицинским служащим, погибшим во время освободительной войны, стал Докторский памятник, возведенный в Софии. Средства на него собирала вся Россия. Он сложен из гранитных блоков, на которых выписаны имена пятисот тридцати врачей, фельдшеров и сестер милосердия. Они достойны были и во сто крат большего памятника. И нельзя найти высших слов милосердному их подвигу, нежели евангельские: «больше сия любви никтоже имат, да кто душу свою положит за други своя» (Ин. XV, 13).
Походные лазареты зачастую разворачивались в оградах храмов и монастырей, уцелевших от турецкого разбоя. Умерших от ран воинов тут же и хоронили. Десятки скромных воинских надгробий над печальными холмами сохранились и поныне в парке севернее храма Пресвятой Богородицы в Габрове. Братскую могилу защитников Шипкинского перевала, воинов 14-й пехотной дивизии — шестнадцать офицеров и четыреста шестьдесят пять солдат — венчает обелиск, который, судя по надписи, соорудил своим товарищам капитан Гасперский. Неподалеку надгробная плита с печальной и трогательной эпитафией: «Житомирского полка подпоручик Всеволод Кобрилянский, умер от ран на Балканах 16 августа 1877 г. на 21 году жизни. Сыну и боевому товарищу — отец». Далее еще надгробные плиты: «Александру Викторову Гарнеру, корнету Гусарского полка, состоявшему ординарцем при генерале Радецком… 28 декабря 1877 г.»; «35-го Брянского полка майор Александр Малоствов, ранен 11, умер 13 августа 1877 г. Мир праху твоему, добрый товарищ».
Несколько могил в ограде женского монастыря м. Казанлык, где располагался один из передвижных госпиталей. Умерших от ран подпоручика Кузмина-Караваева, воина Венедикта Липскова, адъютанта Рафаила Тимофеева, штабс-капитана Н. А. Рогожина и безымянных нижних чинов схоронили в ограде монастыря боевые друзья. Есть такие же захоронения у церквей Святого Димитрия, Святого Георгия, Вознесения Господня, Михаила Архангела и повсюду, где проходили бои или стояли лазареты.
С этой войной связаны также имена известнейших русских аристократок — княгини Н. Б. Шаховской, попечительницы Зимницкого госпиталя, княгини Н. А. Хилковой, главной начальницы над сестрами милосердия в александропольских госпиталях, княгини М. М. Дондуковой-Корсаковой, Ольги Скобелевой.
Последние дни Ольги Николаевны — трагическая история: 58-летняя вдова генерала Дмитрия Ивановича Скобелева и мать молодого генерала Михаила Дмитриевича Скобелева, отправившаяся в Болгарию вслед за сыном, была начальницей лазаретов. По окончании войны она занялась благотворительностью, организуя в городах и селениях школы, больницы, богадельни, приюты для сирот. Не было границ ее сочувствия и сострадания к нуждающимся. И ей отвечали повсюду взаимной любовью, но 6 июля 1880 г. у селения Чирпак Ольга Николаевна Скобелева была убита и ограблена. Это убийство потрясло всех, кто знал Скобелеву. В городе Филип- пополе (ныне Пловдив), где она устроила и содержала приют для двухсот пятидесяти сирот, родители которых были перерезаны башибузуками, ей поставили первый памятник из мрамора с надписью: «С высокой целью пришла ты к нам. Но рука ужасная сократила дни твои. Святая, прости! (И. Вазов)». Позднее жители города возвели красивый монумент в виде круглой мраморной колоннады, в центре которой женщина обнимает и держит на коленях детей…
Всеобщий духовный подъем, который вел тысячи русских на помощь угнетенным своим братьям, хотя еще и оживлял сердца, но любая война, идущая ежесекундно об руку со смертью, отрезвляет и отсекает всякую выдуманную идеологию. Война становится исполнением долга, тяжелейшей работой, смертельной тренировкой духа и самообладания. И даже легендарный генерал Скобелев, гроза турок, прозванный ими «белым генералом», бесстрашно летящий ввиду неприятеля на белом коне, признавался своим сослуживцам, что испытывает огромное чувство страха, которое побеждает только молитвой и силой воли. «И те, кто видел его в бою, говорили мне, — пишет в своих воспоминаниях участник войны Н. А. Епанчин, — что лицо его страшно бледно; зная это, Скобелев надевал белый китель, ездил на белом коне, чтобы менее заметна была необычайная белизна лица, и казалось, что он совершенно спокоен.».
Подбодрить войска после понесенных потерь на позиции прибыл сам Император Александр II. Какое воздействие произвело это посещение на побывавших в страшных сражениях с турками усталых и измученных солдат, можно представить по рассказу В. М. Гаршина: «И мне вдруг показалось, что от того, как посмотрит Государь, зависит для нас все.
Когда мне впоследствии пришлось идти в первый раз ПОД пули, Я испытал чувство, близкое к этому. И он знал, что мы готовы умереть.
Он видел страшные, твердые в своем стремлении ряды людей, почти бегом проходившие перед ним, людей своей бедной страны, бедно одетых, грубых солдат. Он чуял, что все они шли на смерть, спокойные и свободные от ответственности… Я помню бледное, истомленное лицо… помню судорожное движение руки, державшей повод, и дрожащие губы, говорящие что-то, должно быть, приветствие тысячам молодых погибающих жизней, о которых он плакал. Все это явилось и исчезло, как освещенное на мгновение молнией, когда я, задыхаясь не от бега, а от нечеловеческого, яростного восторга, пробежал мимо него, подняв высоко винтовку одной рукой, а другой — махая над головой шапкой и крича оглушительное, но от общего вопля не слышное самому мне „Ура!“».
Царь был рядом со своими солдатами, он, так же как и они, мог быть сражен шальной турецкой пулей. Вид его, исхудавшего, с горящими глазами, красноречиво свидетельствовал о том, что он не имеет никаких особых условий. Накануне его приезда к войскам был смертельно ранен в голову царский племянник, князь Сергей Максимилианович Романовский, герцог Лейхтен- бергский. На месте его гибели, неподалеку от с. Улея, почти сразу установили гранитный памятник, увенчанный двуглавым орлом. На войне были, ходили под турецкие пули многие Великие князья, сыновья Николая I — Николай Николаевич Старший, Михаил Николаевич; сыновья Александра II — Владимир Александрович, Алексей Александрович, Сергей Александрович, будущий Царь Александр III — Александр Александрович и другие особы царской крови. Все они имели награды за свои ратные подвиги и возвратились в Россию.
В громадном военном пантеоне Болгарии нет могил погибших генералов: тела их вывезли и похоронили на русских кладбищах. Но имена и образы погибших и оставшихся в живых героев войны есть на символических обелисках, в мавзолеях, православных храмах, воздвигнутых в местах особенного подвига русского воинства. Таким предстает памятник в центре Софии Императору Александру II Освободителю, который еще называют просто памятником Освободителям. Это известнейшая скульптурная композиция стала уже определяющим символом столицы Болгарии. На гранитном постаменте конная статуя Императора. Вокруг постамента скульптурная композиция, во главе которой богиня Победы, ведущая вперед русские войска. На восточной стороне изображены на конях генерал М. Д. Скобелев и главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич Старший, за ними — ополченцы в стремительной атаке. На западной стороне — генералы И. В. Гурко и Н. П. Игнатьев, ополченцы, донские и кубанские казаки. На южной стороне за атакующими воинами — ликующий болгарский народ, встречающий долгожданных освободителей. Памятник торжественно открыли в 1907 г., инициатором его создания стал ополченческий болгарский комитет, а первую премию в объявленном международном конкурсе выиграл итальянский скульптор Арнольдо Цоки, который и воплотил в камне идею болгарской признательности русским.
В парке музея «Освобождение Плевны» есть еще одна скульптурная композиция во главе с Александром II и целая галерея памятников русским генералам, открывают которую бюсты Александра II и главнокомандующего Великого князя Николая Николаевича Старшего, установленные в 1937 г.
Далее идут памятники генералам И. В. Гурко, М. Д. Скобелеву (второй бюст в парке- музее памяти генерала), Э. И. Тотлебену.
Они были установлены в 1957 г. в связи с 80-летием освобождения Плевны. В шести километрах от города вновь возведен «вал Тотлебена», поставлен еще один памятник этому прославленному генералу (1962).
И множество скромных обелисков, надгробий полковникам, капитанам, поручикам, нижним чинам, поименованным и неизвестным, свидетельствуют, сколь тяжело доставалась болгарская свобода.
Три тяжелейших штурма Плевны, переход из рук в руки освобожденных городов, к примеру Ловчи, где происходила безжалостная резня турками местного населения, бои за Шипкинский перевал, Баязет, Ардаган, Карс и другие кровопролитные операции — заставили иначе, без эйфории и экзальтации увидеть войну как войну, а не как мечту-идею, какой рисовалась она пылким воображением начальных рассуждений. К болгарским селякам была обращена прямая угроза от главы турецкого мусульманского духовенства: «Помните, что вода с берегов сбегает, а песок остается…» И болгары «вняли» этой угрозе — отношения к «русите» стали холоднее, продовольствие пряталось, в проводники через горы охотников не находилось. Не было уже прежнего ликования и возгласов «добре дошли». Потери «русите» увеличились.
Двадцать шесть памятников встали у Шипки, 26 — в Плевне, 32 — в Плевненском округе, 6 — в Никополе, 12 — в Гривице, 13 — в Ловече, 39 — в Софийском округе. Этот пока далеко не полный русский военный пантеон сооружался в основном сразу же после боев и отмечал крестный поход Освободительной армии. Братские могилы зачастую обустраивали оставшиеся в живых однополчане. Памятники, кресты, мемориальные доски устанавливались Русским Военным министерством, позднее комитетом «Царь Освободитель Александр II» и благодарными болгарами, имена которых по большей части остались неизвестными. Но одно имя — Стоян Заимов — хорошо знают и помнят в Болгарии. Стоян Заимов, болгарский ополченец и глава Ополченческого комитета, прошедший все тяготы войны вместе с русскими солдатами, подвижник идеи славянского единства, явился первым устроителем памятников признательности российскому воинству и народу освобожденной Болгарии. Он же стал устроителем еще одного заповедного исторического парка-музея, названного именем генерала М. Д. Скобелева. Парк объединил в себе многие плевненские памятники и могилы. У главного входа в парк поставлены два русских орудия из царской батареи Александра II. Это те самые пушки, которые стреляли с радишевских высот во время третьего штурма Плевны.
Русские пушки вообще во множестве встречаются на полях прежних битв и давно стали характерным памятным знаком свободы Болгарии.
На многочисленных братских могильных плитах краткие сводки потерь, слова скорби и благодарности: «Братская могила 389-ти нижних чинов 1-й бригады 16-й пехотной дивизии…»; «61-го пехотного Владимирского полка 200 человек; 62-го пехотного Суздальского 189 человек.»; «братская могила 155 нижних чинов 7-го пехотного Ревельского полка.»; «Братская могила 853 человек нижних чинов 1-й бригады 30-й пехотной дивизии; 117-го пехотного Ярославского полка 475 человек; 118-го пехотного Шуйского полка 378 человек»; «10.XI.1877. И тираны и оковы русский навеки разбил. Пал Плевен! День Великий!»; «Болгарин, смиренно опусти голову и почти память скобелевских героев, погибших за нашу свободу»; «Поклонись, Болгария, могилам, которыми ты усеяна».
Родные и близкие русских воинов, погибших в Болгарии, начали посещать дорогие могилы и устанавливать памятники сразу по окончании войны. Первым стал памятник Свободе, который изготовили в Одессе и в 1879 г. воздвигли на Александровской площади в Плевне в память нижних чинов и офицеров, погибших во время второго ее штурма. На восьмигранном мраморном постаменте установлена женская фигура, символизирующая свободную Болгарию, опирающаяся на якорь, символ надежд болгарского народа, связанных с Россией-Освободительницей. На всех гранях имена и портреты погибших.
Плевна — это три штурма, многомесячная блокада крепости, тысячи погибших русских героев и, наконец, пленение Осман-паши.
8 июля 1877 г. малочисленный отряд русских воинов столкнулся с турецкой армией. Войска не были готовы к атаке и понесли большие потери: один генерал, семьдесят четыре офицера, около трех тысяч нижних чинов. Это было названо «первой Плевной».
18 июля 1877 г. — «вторая Плевна» — штурм города под общим командованием генерала Н. П. Криденера. Действия не были согласованы, и лишь наступившая ночь спасла русских от полного разгрома. Потери огромные: один генерал, сто шестьдесят восемь офицеров и свыше семи тысяч(!) нижних чинов.
27-31 августа случилось самое кровопролитное сражение — «третья Плевна». Туркам удалось удержать крепость, русские перешли к блокаде крепости и захоронению убитых: два генерала, двести девяносто пять офицеров, свыше двенадцати тысяч нижних чинов!
Плевна пала только 23 ноября 1877 г.
Среди множества могил в Плевне был воздвигнут Мавзолей, посвященный памяти тридцати одной тысячи погибших русских и семи с половиной тысяч румын. Строительство вел комитет «Царь Освободитель Александр II», инициатива принадлежала Стояну Заимову, первый камень заложили в 1903 г., а торжественное открытие состоялось 3 сентября 1907 г. Постройка представляет собой мавзолей-часовню во имя Святого Георгия Победоносца. В нижнем подземном этаже находится усыпальница. В трех нишах с каждой стороны по одному мраморному саркофагу, где покоятся останки русских и румынских солдат.
Есть в Плевне и скромный обелиск на братской могиле командира и офицеров 1-й бригады 16-й пехотной дивизии, погибших во время третьего штурма. На мраморной плите среди фамилий значится ротный командир майор Федор Горталов, который отказался покинуть редут, занятый ценой огромных потерь солдат его роты. Такие командиры, помнящие суворовскую науку побеждать, обычно решали исход операции в самые ее критические моменты. Отказ роты Горталова покинуть редут вдохновил и остальных солдат к мужеству и стойкости.
В Плевне, в округе ее и по всей Болгарии есть насыпные курганы с устроенными внутри склепами, которые хранят останки русских солдат. Один такой курган Победы есть у села Ясен (Плевненский округ), другой — в м. Асеновы Поля в долине реки Вит, где была разбита и взята в плен армия Осман-паши. На курганах обычно рядом с крестами стоят и русские боевые орудия.
Шипка и Балканский перевал — два географических болгарских названия, ставшие легендарными местами битв и русскими военными некрополями, объединенными в национальный парк-музей «Шипка-Бузулуджа». Известный всем памятник Свободы, венчающий одну из горных вершин и воспринимающийся как продолжение ее, был торжественно открыт в 1934 г. Это пирамида, выполненная из местного камня доломита, высотой 31,5 метра, хранит в саркофагах подвального этажа останки трехсот семнадцати русских героев и болгарских ополченцев. На мраморной доске надпись: «Болгарин, склони голову перед этим святым местом, заветным памятником вечной дружбы между болгарами и русскими, увенчавшими своей кровью нашу победу». Вся Болгария собирала деньги на этот памятник.
Склоны окрестных гор усеяны русскими памятниками. Но, видимо, нигде более не встретить такие названия, как «Большая батарея», «Малая батарея», «Стальная батарея», «Горная батарея», «Круглая батарея». Длинные ряды русских орудий безмолвно свидетельствуют о былых сражениях, кре
сты и обелиски — о пролитой крови, памятные доски красочно и взволнованно рассказывают о незабываемых подвигах: «Лавиной спускались свирепые турки с противоположных вершин, но здесь по-стальному твердо их встречала Стальная батарея…»; «Тут стояла славная Малая батарея с командиром штабс-капитаном Пеуновым… Батарея картечью косила врага, поднявшегося в ночную атаку.»; «Посмотрите, вдали неразличимы вершины Малый Бедек, Демиртепе, Малуша, но русские снаряды долетали туда. Центральная батарея поручика Поликрапова 9 августа своим огнем уничтожала беспощадно атакующих турок.»; «Отсюда с легендарного верха Шипки Круглая батарея полковника Бенецкого извергала непрерывный огонь против врага… Стоя во весь рост на бруствере, полковник Бенецкий командовал своей батареей и пал, пронизан вражеской пулей.». Похоронили героя-полковника Л. П. Бенецкого в центре города Габрова, неподалеку от церкви Пресвятой Богородицы.
Все русские батареи, принесшие свободу Болгарии, были восстановлены болгарами в 1957 г.
3 марта 1878 г. война была завершена. «Великое беспримерное дело совершено вами, — говорилось в приказе главнокомандующего Дунайской армией Великого князя Николая Николаевича Старшего. — Суровая зима с трескучими морозами не остановила вас. Вы карабкались на скалы, зарывались в снегу, заледенелые, обрывались на острые каменья, без хлеба, без огня, лезли вперед, тащили на своих плечах орудия, били и полоняли врагов. Там, где и привычные горцы не могли проходить, прошли русские полки, водрузили русские знамена. Каждый исполнил свой долг бодро, честно и безропотно. Весь свет удивился вам!»
Оставшиеся в живых герои-воины, свято исполнившие свой долг, достойны были и этих слов, и всяческих наград. «Всему свету» не было до них дела. Оплаченную великой кровью русскую победу, Европа, опасаясь усиления авторитета России на Балканах, постаралась всячески приуменьшить, однако это было хоть и горько, но ожидаемо.
Куда более тяжелым было лицезрение поступков только что освобожденных «братушек». Еще до войны (1872) они разорвали единство со Вселенским Патриархом, на что русская общественность в пылу «сентиментального болгаробесия» (по выражению К. Н. Леонтьева) почти не обратила внимания. Собираясь на войну для освобождения православных братьев, «непатриотично» было признавать, что братья-то раскольники. В славянофильской риторике создания всеединого славянского государства с Россией (и только с ней!) во главе и вовсе не было замечено, что болгарские политические стратеги мечтали «окрестить султана, слиться с турками, утвердиться в Царьграде и образовать великую болгаро-турецкую державу, которая вместо стареющей России стала бы во главе славянства»! Как это далеко от заветного желания православного русского человека войти в Константинополь и возвести крест на Святую Софию! Уже в 1881 г. князь Болгарии Александр Баттенберг совершил государственный переворот и разорвал конституцию, которую получила страна благодаря России. А вскоре и сам он был низложен в результате заговора. К власти в новой Болгарии пришли откровенно антироссийские силы.
Писатель-пророк Ф. М. Достоевский так отозвался об этом: «По внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому, — не будет у России, и никогда не было, таких ненавистников и клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными!.. Даже о турках станут говорить с большим уважением, чем о России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на нее и интриговать на нее… Особенно приятно для освобожденных славян высказываться и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия — страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чисто славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации.
Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать. Разумеется, в минуту какой-нибудь серьезной беды они все непременно обратятся к России за помощью.»
А между тем Болгария отпустила всякие тормоза. Дипломатические отношения с Россией были разорваны. Но прав оказался Достоевский: очень скоро Болгарии потребовалась помощь не помнящих зла русских. И в 1908 г. опять Россия вступится за «братушек» и сыграет главную роль в провозглашении полной независимости для болгарского государства.
В это весьма бурное время болгарского «государственного взросления» началось строительство одного из главных символов освободительной войны: в столице Болгарии в 1902 г. начал возводиться храм-памятник Святого Благоверного Князя Александра Невского. Споры по поводу имени храма начались еще при рождении самого замысла — в 1879 г. Некоторым наиболее антироссийски настроенным болгарским лидерам очень хотелось утвердиться за счет народного порыва, и они стали отстаивать мнение, что храм должно посвятить именам Святых Кирилла и Мефодия. Несомненно, в России высоко чтились и чтятся учители словенские. Но молитвами Св. Александра Невского руководилось в этой Освободительной войне все русское воинство, принесшее столь обильные жертвы для вызволения своих православных братьев. И опять Россия мудро и достойно разрешила этот спор. На южной стороне у входа в храм на мраморной доске сияет надпись: «Воздвигнут и был украшен этот величественный храм Св. Александра Невского с престолами Святых Равноапостольных Кирилла и Мефодия и Святого Царя Бориса(!) … с усердием и добровольными пожертвованиями всего болгарского народа.»
Храм был построен только к 1912 г., освятить его не успели: вскоре грянула новая война — Первая мировая, — и Болгария оказалась на стороне противников России.
Среди простых болгар, хлебнувших сполна турецкого владычества, далеких от политических интриг, запечатлелось незамысловатое отношение к «русите». Это был «дедо Иван», который «пришел сам, на свой счет, пролил свою кровь, лег костьми, освободил их и не тронул чужого волоса, ушел домой, поблагодарив освобожденных за хлеб, за соль». (Г И. Успенский).
Да что уж нам Болгария, когда наше общество, разочарованное подлинными братьями-славянами, а не выдуманными литературными Рудиными и Инсаровыми, не почувствовало страшных перемен, принесенных с Балкан и незаметно возросших в Отечестве. Сразу после победоносной войны началась страшная и безжалостная «охота» на Царя — не жестокого и бессердечного притеснителя своего народа, а на Царя-Освободителя, реформатора, возродившего и преобразовавшего Отечество. И 1 марта 1881 г. в своей стране, в своей столице среди бела дня он был расчетливо и коварно убит нелюдью. Россия начала буквально наводняться бесами всех мастей. Довоенные Высшие женские врачебные курсы, давшие первых русских женщин-врачей, совершивших подвиги милосердия в Болгарии, правительство вынуждено закрыть из-за распространившихся среди курсисток народовольческих идей. В 1882 г. при весьма странных обстоятельствах умирает герой Плевны и Шипки, прославленный «белый генерал» Михаил Скобелев, известный своими резкими и твердыми высказываниями в защиту России и русского народа.
«Нет, видно, правда, что истина покупается лишь мученичеством», — окончательно прозревает Ф. М. Достоевский.
И что же значат все эти тысячи и тысячи жизней русских поручиков, капитанов, майоров, докторов, фельдшериц, сестер милосердия, нижних чинов, в большинстве своем безымянных? Неужто напрасны были святые жертвы и скоро нераспознаваемы станут русские кресты на болгарской земле? Пока они еще хранятся, где-то с неподдельной любовью и благодарной памятью, где-то с откровенным равнодушием. Но это их — болгарское — дело. А нам бы осмыслить, наконец, наше отношение к той истории, которая все еще хранит невостребованные современниками ответы на самые серьезные вопросы.
Болгары нынче празднуют 130-летие своего Освобождения, своей возобновленной государственности. Мы же должны признаться себе, что с тех пор как Россия перестала называться именно Россией, с 1918 г., уничтожив и предав забвению всякое упоминание о ее былой славе, так и не приступили еще к реанимации своей памяти. Какая была замечательная идея — сразу после окончания Русско-турецкой войны создать единый свод мест захоронения всех русских воинов, начиная с 1700 г. При Артиллерийском музее собралась Трофейная комиссия, начавшая работу поездкой в Болгарию и фотофиксацией военных могил. На тот момент рассеянное по всей Болгарии русское кладбище стало самым огромным воинским пантеоном в Европе. В короткое время сложился бесценный архив, который с 1918 г. стал безжалостно уничтожаться. И этот процесс продолжался еще до недавних пор: в 1980-е гг. уникальные фотографии (часть которых иллюстрируют этот очерк) выбрасывались попросту… на помойку!
Об этой войне, слава Богу, написано немало. Но пока почти нет памятников на русской земле. Не приживаются и робкие призывы восстановить мемориалы, памятники, могилы славных русских героев, сознательно уничтоженные во время октябрьского переворота. Да и в Болгарии процесс разрушения русских могил и крестов, никому, по сути, не нужных, тоже нарастает. Поддерживаются в основном лишь те, что являются визитной карточкой городов и сел, имеют туристический спрос. В 2003 г., когда праздновалось 125-летие Освободительной войны, болгары Иоанна Клисарова-Климова и Николай Клисаров задались целью разыскать все существующие могилы и памятники и насчитали только двести пятьдесят, тогда как официально заявляется о четырехстах пятидесяти. Собранные материалы взялся издать «Союз русских белогвардейцев и их потомков в Болгарии», возглавляет который вот уже много лет Леонид Евгеньевич Ходкевич. В 2006 г. Л. Е. Ходкевич повторил издание на русском языке. И этот далеко не полный свод, снабженный весьма краткими описаниями, с нечеткими, да еще и испорченными плохим типографским исполнением фотографиями, является пока единственным источником, по которому можно представить себе, каков он — этот русский некрополь времен Освободительной войны.
Но как сохранить его и многие тысячи других могил русского рассеяния?
Будут ли новые поколения помнить русские кресты, знать, отчего они появились на болгарской канве, передавать из поколения в поколение повествование о русском солдате, которому была вверена честь Отечества, и он ее не посрамил?
Будет ли непререкаема аксаковская формула, что во все времена — «подвиг свят и праведен порыв»?
Ольга Мусатова. Русский крест – болгарская канва. Память Болгарии о времени Освободительной войны 1877-1878 гг.// «РУССКИЙ МIРЪ. Пространство и время русской культуры» № 1, страницы 315-330
Скачать две статьи из рубрики “Струг истории”
Примечания
- Несколько десятилетий подряд один из известнейших храмов нашего города Спас-на-Крови можно было видеть только в реставрационных лесах. А когда его открыли – сияющий, прекрасный, обновленный, он, лишенный уже своей святыни, ради которой и был возведен, оказался лишь дорогой шкатулкой: умышленно или по какой другой причине реставраторы заменили треснувшую от взрыва той мартовской бомбы плиту, на которую пролилась кровь Императора Александра II. Отлитую недавно заново и восстановленную на прежнем месте колонну Славы в Петербурге, как и помпезно воссозданное бетонное подобие храма Христа Спасителя в Москве, – одним словом, лишенные своей истинной сущности «новоделы» и амбициозно возвращенные к жизни имперские символы автор очерка пока не находит возможным принимать за настоящее возрождение памяти.
